Зураб Аласания: То, что я вижу в шоу Шустера, мне сильно не нравится

Зураб Аласания рассказал Фокусу, чем отличается Французский иностранный легион от Первого национального, почему его телеканал не будет воевать с "Россией 24" и Russia Today и когда из эфира исчезнет шоу Савика Шустера. В большом кабинете с большой приёмной за большой дверью с большой вывеской Зураб Аласания похож на льва, которого бог знает как занесло в кресло директора зоопарка. 

Ему явно нравится нравиться. В сущности, для этого нужно не так много. Отвечать за свои слова ("текст интервью на согласование можете не присылать, править не буду"). Избегать положенных по статусу фраз "в текущий момент времени" и "за отчётный период". Уметь ставить точку в предложении. Остальное — острый ум, быстрая реакция, живые глаза — прилагается. Через четверть часа разговора замечаю на своём лице идиотскую улыбку, через полчаса борюсь с желанием разложить костёр из казённой мебели и попросить хозяина кабинета спеть. Кажется, это называют харизмой.

Он мог бы претендовать на место в Книге рекордов Гиннесса как единственный телебосс, который смеет вслух произносить такое: "Слишком динамична жизнь, чтобы позволить себе два часа просто сидеть перед телевизором. Как пища для ума? Боюсь, телевидение от этого уходит всё дальше и дальше". Если не по долгу службы, а для души, предпочитает каналы Arte и Mezzo.

О нынешнем хозяине кабинета на десятом этаже телецентра-"карандаша" на киевском Сырце достоверно известно следующее. Он грузин. Его любимое средство передвижения — мотоцикл Yamaha. Он служил во Французском иностранном легионе, куда в 1990-х попал со 150 долларами в кармане, нелегально перейдя украинско-польскую границу. До того работал в харьковском НИИ, "малевал соцарт", жил на Крите. После того делал авторские программы на нескольких харьковских каналах, пять лет оттрубил директором областной государственной телерадиокомпании, создал информагентство "Медиапорт". Сегодня рулит каналом, фишками которого были гимн Украины в 5.55 утра и шоу Михаила Поплавского в любое время суток.

На мой вопрос об учителях в жизни и профессии Аласания с некоторым сожалением говорит: только книги. На его ночной тумбочке давно поселился Бродский — истрёпанная и заклеенная "Часть речи". Зураб по нему сверяет часы: "Прочитал строчку, офигел, смеясь сам над собой, насколько это подходит". После интервью иду тем же путём — открываю сборник, наугад тыкаю пальцем. Страница 83, девятая-десятая строка сверху: В этих плоских краях то и хранит от фальши сердце, что скрыться негде и видно дальше.

Чем отличается служба во Французском иностранном легионе от работы на Первом национальном?

— Вообще ничего общего. Там всё работает как часы — до мелочей. После советской армии я впервые попал к ним в столовую, увидел жареную спаржу, обёрнутую ветчиной, бутылку вина на шестерых и охренел. Но это мелочи. Главное отличие — там ни о чём не надо думать. Думают за тебя. Тогда мне это было нужно. Но у этого есть и обратная сторона. Я видел ребят, которые там давно служат. Гора мышц, всё тело в татуировках и ноль в голове. Я видел, что меня ждёт, и надо было решать, согласен ли я стать таким. Понял, что нет. А здесь, на канале, всё наоборот: никакого распорядка, некоторый бардак и постоянно надо принимать решения.

Как минимум несколько человек, которым предлагали возглавить НТКУ, бежали от этого предложения дальше, чем видели. Коллеги просили узнать "на фига Аласании вообще это болото на первой кнопке?"

— Я тоже думал, что созрел для гор, для тишины. Условно — гор, это может быть всё что угодно: львовский чердак, например. Но мало кто способен устоять перед таким вызовом. Так что ответ один: челлендж. На фоне, скажем так, незавершённого гештальта. В Харьковской областной телекомпании мы смогли что-то сделать, но чётко почувствовали потолок. Дальше менять было сложно.

Не то чтобы мы ушли, обидевшись, но точно это осталось незавершённым. Значит, завершить начатое уже на другом уровне, это во-первых. Во-вторых, отдать долги. Сейчас стране пофиг Общественное телевидение, она занята другими делами, более важными. Стране в целом — и людям, и правительству, и президенту. Это стратегия на 20 лет вперёд. Значит, никто этим заниматься не будет. Следовательно, у меня развязаны руки, есть шанс. Сорри, я надеюсь, пафоса не было, если заметите, уберите.

Как часто вы смотрели программы Первого национального до того как пришли на канал?

— Крайне редко. Я и сейчас не могу сказать, что смотрю часто. Зато прицельно. Прежде всего новости. Я в этом понимаю, хотел бы разбирать каждый сюжет. Но до этого мне надо было завоевать доверие сотрудников. Полгода я даже не заикался о том, что они делают. Как только поняли, что да, пришёл коллега, который в чём-то разбирается, а не парашютист, теперь потихоньку могу влиять.

Иногда страшно радуюсь, иногда дико огорчаюсь. Например, когда вижу "Лото", меня выворачивает наизнанку. Но как человек взрослый понимаю, если нам платят самые большие деньги по прайсу канала за самое неудобное эфирное время, значит, оно у них окупается. А раз так, значит, их правда смотрят, чёрт побери.

В начале октября Савик Шустер заявил о попытках закрыть его программу до истечения срока контракта и пообещал судиться с НТКУ. Есть ли шанс "потерять" "Шустер LIVE" до нового года?

— С Шустером контракт заканчивается 1 января 2015 года. То, что я вижу в его шоу, мне сильно не нравится. Но дело не во мне. Моя задача как гендиректора не держать программы, которые не соответствуют этическим нормам журналистики и редакционной политике. Я не предъявляю никаких претензий господину Шустеру, это его проблемы, его жизнь. Но на канале, за который я отвечаю, имею право изменить договор.

С юридической точки зрения это делается совершенно спокойно. Договор с ним заключали до нас. Тут было много кабальных для компании контрактов. Причём юристы говорят, мы их вообще не видели, они прошли мимо.

Ну о’кей, будет его шоу в эфире ещё два месяца, и что? Зачем он это делает? Вернуть себе белые одежды борца за свободу слова? Извините, это точно не Шустер. Возможно, он пытается затянуть время и найти другой канал. Так он должен был делать это пять месяцев назад, когда я ему говорил: мы не продлим с тобой контракт. Это не то, что нужно Общественному телевидению. Он всерьёз не воспринял, может, не поверил. Возможно, ход его мысли таков: сейчас выборы пройдут, этого уберут, того уберут, правительство поменяется, а я уж потом как-нибудь пролезу.

Мы дали ему пережить на канале президентские и парламентские выборы. Вы понимаете, что это значит в нашей стране? Уйди ты достойно, хотя о достоинстве речи уже нет. Но уйди хотя бы красиво. Он предпочёл иначе, Бог судья. Закрыли вопрос.

С уходом программы Шустера ниша политического шоу на канале остаётся свободной. Не пробовали создать что-то своё?

— Я надеялся сделать программу, которая была бы по масштабам такой же — подчёркиваю, по масштабам, не по смыслам и не по содержанию. Попытался играть в красивую, чистую игру с государством. Спонсирование государственной компанией государственной же компании, вклад в демократию, чёрт вас подери. Не получилось.

С политиками вообще нельзя иметь дело, никогда и ни в чём. Это люди, которые живут сиюминутными интересами, не держат ни своего слова, ни своих обещаний. Пусть кому-то из них икнётся сейчас. Ну и хорошо. Мы вышли чистыми из этой истории, наша репутация не пострадала. Но я понял, что закрыть эту нишу пока не смогу. Значит, это будет дольше, чем я планировал. Ну так или быстро, или хорошо.

Похоже, на Первом вы сейчас работаете бульдозером, расчищаете сетку вещания от завалов народности. Как удалось избавиться от программ непотопляемых при всех властях Михаила Поплавского и Яна Табачника?

— Как ни странно, Табачник был единственным, кто молча и быстро ушёл. С Поплавским сложнее. Там тоже был договор, который вызывал массу вопросов. Как и в истории с Шустером, он прошёл мимо юристов компании и подписывался с колоссальным количеством нарушений. Штрафные санкции там были. Я рискнул. Но у господина Поплавского юристы не хуже, чем у нас. Они, вероятно, сказали ему: судиться здесь смысла нет. Тогда он пошёл другим путём. Это человек с огромными связями. И это длилось целыми днями беспрерывно. Люди приходили, звонили, причём даже мои лучшие друзья. Я был в шоке от того, что происходит. Но, как видите, всё прошло без последствий.

Поймите, у меня нет чёрного списка, куда входил бы, например, Поплавский. Если время от времени он собирает концерты и что-то такое делает, путь для него на канал не закрыт. Я знаю, что страна его любит. Да, он пошловат, вульгарен, но часть народа такова, и она имеет право его слушать. Но при этом есть и другая часть, есть фолк-мюзик, не тупо шароварный. Всё дело в пропорциях: это как в ложке смешать мёд и лекарство.

В сентябре Национальная телекомпания отказалась от участия в "Евровидении-2015". Не боитесь, что миллионы соотечественников вас проклянут?

— Уже это делают. Но, честно говоря, меньше, чем я ожидал. Поскольку вся страна сейчас живёт в другом измерении. Нам это и не по деньгам, и не по настроению. Большинство всё поняли правильно. Неправильно — как раз те, кто в этом участвовал. Их тоже можно понять. Это музыкальные группы, которые надеялись прорваться. Это люди, которые, пардон, кормились на этом. Было много схем, в том числе абсолютно чёрных, гнусных, коррупционных. Представителей Украины на конкурсе не будет, а полуфиналы и финал мы купим и покажем.

Плюс канализация всей страны

Сколько сотрудников канала потеряли работу после вашего прихода в кабинет на Мельникова?

— Из 1522 человек около 200 ушло. Многие сейчас в длительных отпусках, ожидая, пока этого очередного чёрта грохнут. Думают, мы таких, как ты, десять пережили и тебя переживём. Кого-то увольнял с формулировкой: либо ты уходишь добровольно, либо я начинаю ковырять твоё прошлое. Люди размышляли несколько минут. Говорили: хорошо, понял, ушёл. Будут их преследовать или не будут, это к прокурорам. Моё дело очистить здесь. Клянусь вам, на канале сейчас наглухо перекрыты все чёрные потоки. Наверняка остались какие-то ручейки, совсем смешные, то, что они могут сделать без ущерба для компании.

Сколько людей, с которыми вы работали в Харькове, трудоустроились на Первом национальном?

— Из харьковской команды со мной пришла только Дарья Юровская, она тянет на себе огромную часть творческой работы. Первый заместитель — Саша Лиев, бывший министр туризма Крыма. Блестящий управленец, он такие вопросы вытягивает, которые у меня отняли бы полжизни. Саша — человек системы, там, где я теряюсь от бюрократического абсурда, он легко подсказывает, что и куда написать. Кто-то из друзей приходит делать программу, кто-то шоу, но всё это касается телевизора, а не управления. Помогать готовы все. Я им говорю: это не вопрос помощи, это вопрос тупой ежедневной работы. А тут я не могу тебе обеспечить даже минимум. Это история не про деньги. Кто-то соглашается, но не приходит.

Как удерживаете на канале профессионалов, при этом перекрывая теневые доходы?

— Пока на энтузиазме. Ситуация фиговая. Самая большая зарплата здесь у технаря — около 23–25 тысяч. У меня 11 700, но последние месяца три я получаю 7100–7200. У телеведущих — где-то посередине. Средняя температура по — около 5000. Я и несколько моих менеджеров пришли со своими подушками. Маленькими подушечками, которые тают на глазах. Какие-то накопления, несколько тысяч долларов. И ты каждый день вынужден брать оттуда на бензин, на квартиру.

Вот конфеты стоят на столе — это на мои деньги. Потому что у нас не предусмотрены представительские расходы. Это мелочь, но когда, например, у новостей не хватает бензина, мне плевать на такие условности. Вот я, вот мой кошелёк. Хотя это дурость. Моё дело — построить систему, чтобы так не было. Надеюсь, следующий год наладит наши финансы. Бюджет не станет больше, но мы по крайней мере правильно организуем потоки.

Сейчас если я сокращаю вас, то сокращаю и вашу должность, и вашу зарплату. Я не могу работающему лучше вас вдвое увеличить зарплату. Будет иначе, когда мы станем акционерной компанией. Если я подаю свою кандидатуру на главу правления, не стану работать за 7 тысяч. Я не хочу, чтобы вся страна думала: он ворует.

Вы обратились к своим френдам и подписчикам в соцсети с просьбой предлагать кандидатов на роль ведущих и героев новых проектов. Такой хедхантинг себя оправдал?

— Любой из моих друзей, знакомых, не знакомых, но интересных людей может получить предложение провести одну программу для нас. Он дуреет: "Я же не ведущий". Говорю: какая разница — сел, сказал "здравствуйте", начал беседу. "С кем?" — дуреет он дальше. Да с кем хочешь, лишь бы тебе был интересен. "А на какую тему?" Какая тебе интересна. Это производит невероятный эффект. А мы отсматриваем. Закончим выборы, начнём менять жизнь этих людей, которые и не думали быть ведущими. Теперь будут.

Посмотрите наш проект "Одна людина — Україна", стартовавший в сентябре. Человек за минуту рассказывает, что он будет делать после войны. Там такие классные есть. Буду делать предложения и вытаскивать людей. Мне говорят, это национальный канал, ты не можешь брать кого попало. Могу, говорю я. Но это не быстро.

А из узнаваемых лиц кого ждать в эфире?

— Роман Винтонив, Дима Гнап уже делают программы и у нас, и на Громадськом ТВ. Ромка сразу после вас придёт с новой программой — это сатира, которой стране очень не хватает. Сейчас я читаю сценарий и умираю от хохота. Предлагал делать программу Роману Скрыпину. Говорю, Скрыпин, твои спичи нужны на Национальном тоже. Приходи делать своё утреннее шоу. У тебя есть обожатели, пусть они бьются в ненависти вместе с тобой. Это тоже чья-то ниша. Ещё есть Любко Дереш, Серёжа Жадан. Они готовы во всё это влипать, но ждут от нас предложений. Сейчас пройдём безумный период и возьмёмся за все эти вещи. Это уже тонкая доводка.

Журналисты против агитаторов

Ваша позиция — не превращать предвыборные теледебаты в шоу с метанием микрофонов и обливанием апельсиновым соком. Не боитесь, что зрители заснут или переключатся на другой канал?

— Я понимаю, что это провальная для рейтингов позиция. Но мы пытаемся искать баланс. Прямые дебаты между партиями увеличили до двух блоков — весной, перед президентскими выборами делали один, и это было скучновато. Сейчас будет веселее. И то я думаю, это ещё в рамках или уже за пределами.

Думаю, пока в рамках. За пределами для меня настало, когда после жеребьёвки позвонили представители одной партии и сказали: "Вы что, издеваетесь, какой Дарт Вейдер? Кто из нас станет рядом с ним?" После этого я позвонил людям из Интернет-партии и спросил: "Минуточку, кто-то из вас собирается прийти в карнавальном костюме?" Мне говорят: "Да у нас вся первая пятёрка списка — Дарты Вейдеры. Ну хорошо, тогда мы пришлём шестого". Я говорю, присылайте хоть пятнадцатого. Здесь будет нормальный человек с нормальной фамилией, превращать дебаты в клоунаду я не позволю.

Вы можете как угодно троллить политиков, но делайте это в свободное от работы время. В эфире вы представляете свою программу гражданам Украины. Если ваша программа только в том, чтобы ходить в шлемах, это не к нам, свободны. Тем более что это авторское шоу. Дебаты перед президентскими выборами регламентировал закон, для парламентских никаких законов нет, никто ничего мне не диктует, до свидания. Единственная партия, которая отказалась участвовать, — коммунисты, но тут уж я не могу ничего поделать.

Судя по Первому национальному, мы живём в прекрасном мире, где нет ни "России 24", ни Russia Today, ни Live News, ни НТВ с размножающимися "друзьями хунты". Каким вы видите место канала в информационной войне и видите ли вообще?

— Никаким не вижу. Наверное, я не имею права об этом говорить, поскольку есть определённые настроения в обществе. Если они не соответствуют моим представлениям, а это бывает часто, то я стараюсь по крайней мере не дразнить гусей. Но раз вы заговорили, скажу. Я уверен: пропаганда и Общественное телевидение несовместимы. Даже в такие хреновые времена. Потому что хреновые времена проходят, а репутация остаётся.

Вы говорите, "Россия 24". Ужели хотите, чтобы Первый национальный стал таким же? Это риторический вопрос, можете не отвечать. Ужели вы хотите, чтобы Russia Today получила двойника в виде Ukraine Today, уже, кстати, существующего, но пока не сильно соответствующего, слава Богу? Ужели вы хотите, чтобы мы соревновались во лжи с российскими каналами? По крайней мере для своего канала этого точно не хочу. Я понимаю необходимость государственной информационной политики. Для этого есть много людей, возможностей. Есть пиарщики, есть пропагандисты. Но моё понимание стратегии Общественного телевидения с этим сильно расходится.

Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан — давно не новость. Вас огорчает эта тенденция?

— Меня огорчает, когда журналисты перестают быть журналистами, становясь пропагандистами, что бы они ни пропагандировали. Сейчас они подыгрывают государству, которое уже бывало и ещё будет разным, в том числе отвратительным. Я не устану говорить даже на этой должности: государство и человек — противоположные вещи, государство существует для подавления, так было и так будет. Патриотизм, гражданская позиция — прекрасно. Но не надо путать страну, патриотом которой ты являешься, и государство, власть. Этим в разное время болеют все, включая Би-би-си. С ним была проблема во время Фолклендской войны, когда я увидел, что идолов не бывает. Британия остаётся для них Британией, как бы она ни была неправа.

Горы и немного нервно

Можете назвать программы, на которых вы учились, или ведущих, с которых хотели брать пример?

— Я бы не сказал, что Леонид Парфёнов — самый гениальный ведущий. Но он очень органичен, и вообще, НТВ конца 1990-х в своём порыве к новизне страшно радовал. При этом они же заложили бомбу, которая вскоре разорвала всё это телевидение. Я имею в виду инфотейнмент, который перешёл все границы, они стали делать жвачку вместо информации. Этот жанр слишком опростил всё.

Последний пример — немцы делают детские новости. Обалдевший, спрашиваю коллег: почему детские, там дети — ведущие? Мне говорят, нет. Новости о детях? Нет. Так при чём тут детские новости? Мне с восторгом рассказывают: это новости детским языком, чтобы все понимали. И тут я еле сдерживаюсь, чтобы не спросить: это что-то вроде тегов для идиотов? Сначала 140 знаков в "Твиттер". Потом картинки вместо новостей. Теперь детские новости. Ну, оскорбительно, честно.

После своего назначения в марте вы писали в соцсети: "По итогу должно получиться Общественное. Возможно (скорее всего) уже не у меня". Что должно произойти, чтобы вы подали в отставку?

— Когда пойму, что пройдена точка невозврата, что всё, здесь уже ничего нельзя вернуть. Тогда я спокойно разворачиваюсь и ухожу. Я индивидуалист. Помните, мы говорили, горы, чердак, неважно что.

Желаю всем нам, чтобы эта точка невозврата наступила как можно скорее. А лично вам крепких нервов. Кстати, ваша жена врач-невролог. Не случалось прибегать к её профессиональной помощи?

— Однажды она заставила приехать, когда были сильные головные боли, обследовала, показала результаты. И они меня страшно порадовали. Я же на картинке увидел мозги, значит, они у меня есть.

Фото: Александр Чекменёв

http://focus.ua