Когда происходит обряд
посвящения новичка в члены мафиозного клана, в полумраке перед ним на обтянутый
зеленым сукном стол кладут два предмета: кинжал и револьвер. «Этим мы
действуем. И от этого мы умираем» – слова, с которых начинается посвящение.
Пророчество почти для каждого, кому суждена слава «человека вне закона». И лишь
один мафиози, достигший звездных высот, избежал и того и другого:
никогда не проливал собственноручно чужую кровь и умер своей смертью в глубокой старости. Но именно он превратил мафию в легенду.
никогда не проливал собственноручно чужую кровь и умер своей смертью в глубокой старости. Но именно он превратил мафию в легенду.
4
июля
Когда в один ничем не
примечательный летний день 1911 года в нью-йоркском порту причалил корабль с
беженцами из Старого Света – грязная и ржавая посудина, год за годом возившая
через Атлантику человеческий мусор, трудно было предположить, что этот день
станет решающим для всей истории американской преступности. Пожалуй,
единственным человеком, воспринимавшим этот день как великое событие, был
стоявший на причале коренастый портной из Малороссии по фамилии Сухомлянский.
Его жена и сын наконец-то прибыли в Америку!
Глава семейства с
мокрыми от пива усами обнимал жену, которая предусмотрительно нагрузилась
спиртным еще на палубе корабля. Трезвым был только их девятилетний сын Мейер.
Никаких иностранных языков он не знал, и все происходившее вокруг казалось
мальчику страшной сказкой. Странные люди в погонах, заполняющие какие-то
бумажки и задающие матери вопросы на непонятном языке, странные запахи,
странные звуки, странного цвета стены в конторе возле порта...
В суете того дня мама
Мейера не блистала: она, казалось, забыла все на свете – свою фамилию, свой род
занятий и уж совсем не могла вспомнить, зачем они приплыли в эту Америку и
какого числа родился их сын. И все-таки молодая еврейка произвела благоприятное
впечатление. Чиновник, оформлявший документы, пожал плечами и вписал в метрику
Мейера Сухомлянского в качестве дня рождения «наудачу» не какой-нибудь
обыкновенный день, а 4 июля – праздник Дня Независимости Соединенных Штатов.
Как будто предвидел, какую роль маленькому Мейеру суждено сыграть в истории
этой чужой для него страны...
Игра
Нью-Йорк начала века
был своеобразным котлом, в котором варилась человеческая похлебка из всех
национальностей, культур, языков. Китайцы, ирландцы, итальянцы... И два
миллиона еврейских эмигрантов, в основном из России и стран Восточной Европы.
Да, евреи в начале XX века составляли чуть ли не 20 процентов населения
главного города Америки, но по статистике именно ими совершалась половина всех
преступлений, происходивших в черте Нью-Йорка. Впрочем, к семье Сухомлянских
это не имело никакого отношения. Они жили в Бруклине, в Ист-Сайде, одном из
самых бедных районов, и отец Мейера честно старался заработать на жизнь своим
портняжным ремеслом. Денег едва хватало на хлеб.
Пять центов, которые
выдавали маленькому Мейеру каждый день, чтобы он сходил в булочную, буквально
жгли карман. Дорога проходила через самые злачные улицы Ист-Сайда, где
проститутки весело завлекали своих клиентов, где предлагали из-под полы
наркотики и оружие, а главное – играли на деньги в карты. Каждый раз эти игры
завораживали маленького Мейера. Он видел и огромные (по его представлениям)
выигрыши, проигрыши, драки, он видел, как богатство с легкостью бабочки
перелетает из одних карманов в другие. Останавливаясь и иногда часами наблюдая
за игроками, он замечал, как шулеры передергивают карты, как работают
«подсадные утки», завлекая в игру незадачливых простофиль. Ему казалось, что он
все понимает в игре куда лучше взрослых, и как велик был соблазн поставить эти
проклятые пять центов на кон, чтобы выиграть, и еще раз выиграть, и получить
сотни долларов!
И однажды этот день –
пожалуй, самый трагический в его жизни – настал. Пять центов, пущенные в игру,
мгновенно исчезли в кармане шулера. Никто кроме мальчика и не заметил этого
мелкого проигрыша. Но для Мейера произошла катастрофа. До самой темноты он
бродил по улицам, проклиная и ненавидя себя. А вернувшись домой, где не было
даже черствой корки, и выслушав упреки за «случайно потерянные» деньги, Мейер
кое-что пообещал самому себе. Нет, не то, что он никогда не будет играть на
деньги. Совсем нет. Он поклялся, что больше никогда не будет проигрывать.
Только
хозяин бывает победителем
На следующий день Мейер
снова был в трущобах Нижнего Ист-Сайда и вновь пристально наблюдал за игроками.
День за днем одиннадцатилетний мальчик все яснее понимал, что у этой игры есть
не только писаные, но и неписаные правила. Он видел теперь, как шулеры
раззадоривают свою жертву мелкими выигрышами, чтобы потом отобрать все до
последнего цента. Он видел, как вечером приезжают какие-то люди и собирают со
всех шулеров дань. Он постигал уличные законы игры. И когда в его кармане вновь
оказалась пятицентовая монета, Мейер смело поставил ее на кон. Выиграл. Перешел
к другой картежной компании – и выиграл вновь. Спустя несколько недель его уже
знали на всех окрестных улицах, и почти каждый день, окончив уроки в школе,
после обеда он спешил на практике изучать иную науку. Маленький еврейский
мальчик стал вести свою картежную игру, завлекая прохожих, а вечером делился прибылью
с бандитами, контролировавшими этот район.
И если в школе Мейер
Лански (так, на английский манер, он теперь писал свою фамилию) получал пятерки
только по математике, то в уличных университетах он скоро стал отличником по
всем предметам. Расчетливый и спокойный, он играл в азартные игры без малейшего
азарта, так, чтобы всегда действовать наверняка. Еще тогда он понял главный
закон игры, который сформулировал позднее в своих воспоминаниях: «Нет такого
понятия, как счастливый игрок, – есть победитель и побежденный. Победители –
те, кто контролирует игру, профессионалы, которые знают, что они делают. Все
остальные – простаки. И совет, который я всегда давал своим друзьям, членам
семьи, любому, кто хотел меня слушать: никогда не играйте в кости, карты, рулетку,
если вы не любите проигрывать. Игра на случай – удел тех, кто жаден.
Единственный человек, кто выигрывает, – это босс, вне зависимости от того, идет
ли речь о мелкой игре краплеными картами на углу улицы или о мультимиллионере в
казино. Только хозяин бывает победителем».
Карьера
Мейер Лански не желал
быть простаком, но и до хозяина ему было еще далеко. Со школьным портфелем, в
котором бренчали честно выигранные монеты, он слонялся по улочкам Ист-Сайда,
наблюдая со стороны, как его давно уже бросившие школу сверстники сколачивают
уличные банды. Ист-Сайд делился на два района – еврейский и итальянский, и
между мальчишескими группировками шла война, порой весьма кровопролитная. Мейер
был сам по себе, но это, конечно, не спасало его от нападений итальянцев.
Однажды компания из итальянского квартала подловила его по дороге из школы, и
главарь шайки потребовал денег. Мейер ответил отказом – и был жестоко избит.
Маленький и щуплый, он был бессилен перед ними. Но не беззащитен. Потому что
Мейер Лански не забывал обид. Спустя неделю он подкараулил главаря итальянской
банды, когда тот был один, и из-за угла ударил его по голове камнем. Громила
свалился на землю и потерял сознание, а авторитет гордого одиночки Мейера
Лански среди еврейских подростков взлетел до небес. Теперь с ним хотели
дружить, к его мнению прислушивались, его уважали. Незаметно он становился
негласным главарем местной группировки. Королем без короны. Это было его
любимое положение: держать в руках все нити, контролировать все вокруг – но при
этом не претендовать на власть. Так он действовал потом всю жизнь. И может
быть, именно потому жизнь продлилась столь долго...
Великолепная
троица из Нижнего Ист-Сайда
И в этой жизни Мейеру
Лански встретились два друга, вместе с которыми он впоследствии перевернул весь
преступный мир Америки. Первым был Лаки Лучано. Об обстоятельствах их встречи
рассказывают следующее.
Некий молодой выходец
из Сицилии, Сальваторе Луканиа, вошедший в историю под именем Чарли Лаки
(Счастливчик) Лучано, сколотил банду и рэкетировал еврейских подростков,
вымогая у них деньги «за защиту». Он был постарше Мейера, высок и силен. От
природы он был умен и наблюдателен. Имея дело с евреями, обратил внимание, что
последние предпочитают работать не столько кулаками, сколько мозгами, а также,
что они соображают лучше и учатся упорнее всех остальных.
Как-то он подошел к
мелкому Мейеру и, снисходительно глядя сверху вниз, заявил: «Слышь, браток, не
погано было б тебе отстегнуть мне пару монет за защиту, а то, неровен час,
нарвешься ты на неприятности». Мейер отступил на шаг, чтобы посмотреть ему
немигающими очами в глаза, и ответил вежливым, но твердым вопросом: «А не
свалил бы ты к такой-то матери со своей защитой?» Лучано опешил. А Мейер
продолжал смотреть на него в упор, не мигая, и в печальных глазах его, в
решительно сжатых губах под здоровенным носом системы «шнобель» было что-то
такое, что Луканиа протянул руку и сказал: «Сальваторе». Сухомлянский пожал
руку и ответил: «Мейер».
Это знакомство в
значительной степени определило всю последующую, богатую событиями, историю
(мафии в Соединенных Штатах Америки. Вторым другом Мейера стал Багси Сигел, тот
самый Багси, которому суждена была слава самого горячего и вспыльчивого
гангстера во всем Нью-Йорке. С ним Лански тоже впервые встретился как с врагом
(Багси жил на соседней улице в том же еврейском квартале, но принадлежал к
совсем другой банде).
Собственно,
познакомились (и подружились) они во время драки между соседними улицами
«стенка на стенку». Драку разогнала полиция, от которой оба подростка
спрятались в одной подворотне. Спрятались врагами, а вышли через несколько
минут друзьями. Звучит странно, но именно такое начало дружбы делает ее самой
крепкой. Теперь их было трое – и это была поистине великолепная троица
бандитского Ист-Сайда.
Все они обладали
совершенно противоположными качествами, которые лишь укреплялись с годами:
решительный, храбрый до безрассудства и всегда готовый пустить в ход пистолет
Багси, очаровательный, одетый с иголочки и умеющий убедить кого угодно и в чем
угодно Лаки и невзрачный, худощавый Мейер, чье блестящее математическое
мышление и осторожность позволяли всегда действовать наверняка.
Золотой
гараж
Бросив в пятнадцать лет
школу, Мейер, чтобы успокоить родителей, пошел подмастерьем в мастерскую по
ремонту автомобилей. Здесь им не могли нарадоваться. Исполнительный, сообразительный, ответственный
парень! Мастер часто говорил молодому Мейеру: «Молодец! Будешь так стараться –
и лет через двадцать станешь начальником смены, будешь получать восемь долларов
в день!» Мейер серьезно кивал и изображал благодарность.
Старому механику не
могло и в голову прийти, что вечерами после работы его прилежный ученик вместе
с друзьями зарабатывает в сотни раз больше. Рэкет, мелкие ограбления – все это
позволяло худо-бедно сводить концы с концами, но для серьезных дел требовалось
чуть больше времени, и вскоре Мейер покинул автомобильную мастерскую навсегда.
Но опыт, который он получил в ней за несколько месяцев, не пропал даром.
Автомобили к этому
времени уже наводнили улицы Нью-Йорка, и с каждым днем их становилось все
больше. В основном это были машины одной марки – черные, похожие друг на друга,
как близнецы, «Форды-Т». Автомобили продавались и покупались. А значит, их
выгодно было и красть. Трое друзей, сняв на окраине Бруклина просторный гараж,
создали, возможно, первую банду угонщиков во всей Америке. Они поставили дело
на широкую ногу, хранили угнанные машины в гараже, перебивали номера, и деньги
текли рекой.
Однако осторожный Мейер
потребовал, чтобы на всякий случай часть денег откладывалась «на черный день»,
и заявил, что если они хотят преуспеть, нужно создать фонд для дальнейшего
бизнеса. Как друзья ни протестовали, Лански настаивал на своем. «Деньги нам
нужны – хотя бы для того, чтобы подкупать полицейских и чиновников или
открывать игорные дома... Деньги – это наша власть! Мы не всегда будем мелкими
бандитами, мы станем бизнесменами!» – убеждал он Багси и Лаки. Наконец решено
было положить на общий счет в банке большую часть заработанных денег, пять
тысяч долларов (по тем временам – огромную сумму!). Так начиналась легализация
преступного бизнеса...
Хороший
банк
Сказано – сделано.
Оставалось только выбрать банк, в который можно было бы положить деньги под
хорошие проценты. Но, поскольку с финансовыми операциями никто из троих друзей
еще никогда не имел дела, решено было отправить Багси Сигеля в ближайший банк,
чтобы узнать, какой там процент и какие документы потребуются. Багси вернулся
через полчаса и выглядел вполне удовлетворенным.
– Ну что, хороший банк?
– спросил его Лаки.
- Да вроде ничего,
подходящий.
– И какой там процент?
– Не знаю, не узнавал.
– Тогда чем же он
хорош? И вообще, зачем ты ходил, тебе что, вообще ничего поручить нельзя? –
ворчал Мейер.
– Да нет, почему же. Я
посмотрел все. Хороший банк. Охрана два человека, оба без оружия, только
дубинки. Сигнализация отключается так, что и ребенок сообразит...
– Ну и чего хорошего?
Зачем нам класть деньги в такое ненадежное место?!
– Сам не знаю, –
задумчиво ответил Багси. – Но только подумайте, деньги они принимают не в
сейфы, а сперва кладут в обычные мешки за кассой. Весь дневной оборот.
Представляете?
– Да! – задумчиво
протянул Мейер. – Такой хороший банк, и так близко, а мы и не знали. Вот что
значит стать бизнесменом!
На следующий день их
общий фонд увеличился до восьми тысяч долларов.
Осторожный
магнат
К началу 20-х годов в
преступном мире Нью-Йорка существовал только один человек, чей авторитет был
незыблемым для всех. Рудольф Ронштейн по прозвищу Мозг. Он славился своей
аккуратностью и обязательностью по отношению ко всем гангстерам, великолепной
логикой и интуицией, позволявшей вести любой преступный бизнес самым выгодным и
безопасным способом, и конечно же – сказочным богатством.
Когда в Америке вступил
в действие «сухой закон», именно Ронштейн первым сообразил, какие прибыли можно
получать от бутлегерства. Но ему было так же ясно, что бизнес этот на первых
порах будет очень опасным, поскольку гангстеры начнут враждовать друг с другом
из-за каждой бутылки спиртного. Лучше было делать дело чужими руками – и выбор
Ронштейна пал на подающую большие надежды троицу: Мейер, Багси и Лучано.
Старик Ронштейн стал
для всех троих своего рода духовным наставником. Он объяснил им, как следует
«отмывать» преступные доходы, подкупать высоких правительственных чиновников,
как строить винокурни и как организовать сбыт. Ронштейн смотрел далеко вперед –
требовал, чтобы друзья не разменивались на ерунду, не устраивали производство
дешевого самогона, продавая его потом под видом дорогого виски (а именно так
поступали в те времена большинство гангстеров).
«Наша продукция должна
быть вне конкуренции! – говорил Ронштейн. – Скоро им всем придется бороться за
покупателей, и они перережут друг другу глотки. А к нам покупатели придут
сами». Поэтому виски доставлялся в бочках исключительно из Шотландии и почти не
разбавлялся спиртом, а для производства поддельных бутылок и наклеек пришлось
построить специальную фабрику и типографию. Но зато продажи спиртного неуклонно
росли год от года.
Теперь Мейер Лански был
богатым человеком. Настолько богатым, что мог сорить деньгами направо и налево.
Но он продолжал обычную жизнь, стараясь выглядеть преуспевающим буржуа. Купил
себе маленький дом на окраине Бруклина, женился. Он был столь осторожен, что
даже жена в течение двадцати лет не подозревала, чем занимается ее муж (а когда
узнала – с ней случилась истерика, и она в тот же день потребовала развода).
Однако полиция с некоторых пор стала относиться к Мейеру Лански с куда большим
подозрением, нежели его собственная супруга, и, чтобы не разжигать ревность
блюстителей порядка, Мейер время от времени распускал слухи о том, что
неизлечимо болен раком. Мол, так и так обречен – какой смысл искать на него
компромат и сажать в тюрьму? Это действовало настолько хорошо, что неизлечимо
больной благополучно пережил всех своих преследователей.
Война
до войны
Шло время, и у
Ронштейна, а вместе с ним и у Лански появились могущественные конкуренты. В
Нью-Йорке все-таки назревала гангстерская война за рынок спиртного, а значит –
за абсолютную власть над всем преступным миром. На пост «Босса всех боссов»
претендовали два известных гангстера – Массерио и Маранзамо.
Оба были итальянцами и
не желали иметь никакого дела с евреями, оба старались перетянуть на свою
сторону Лаки Лучано. Но Счастливчик Лучано, оказавшись меж двух огней, в итоге
оба этих огня погасил. Массерио, первого итальянского «босса всех боссов», он
убил по приказу Маранзамо, но и самому Маранзамо пришлось погибнуть от его руки
спустя несколько месяцев после «коронации». Казалось бы, теперь, когда
устранены оба конкурента, «боссом всех боссов» должен стать сам Лаки Лучано. И
тогда спустя год или два его ожидала бы та же участь, что и предыдущих королей
преступного мира.
Однако именно в этот
момент старого друга решил образумить Мейер Лански. Он предложил
воспользоваться моментом и в корне изменить всю организацию американской мафии,
предоставив враждующим гангстерским группировкам свободу от любой «верховной»
власти – в обмен на обещание прекратить боевые действия друг против друга.
Теперь руководство мафией состояло не в примитивных поборах и отчислениях
прибыли «младшими» в пользу «старших», но в четкой координации действий всех
банд. Для наведения порядка и наказания отступников создавалась специальная
вооруженная группировка, «корпорация убийств», которая карала любого, невзирая
на то, к какой банде или клану он принадлежит. Ее должен был возглавить сам
Лучано.
Это была революция в
преступном бизнесе, и Лучано, воспользовавшись советом Лански, совершил ее
осенью 1931 года, собрав всех лидеров преступного мира Америки в Нью-Йорке на
общую встречу. Счастливчик Лучано умел говорить убедительно, и гангстеры,
уставшие от бессмысленной и кровопролитной войны, приняли его предложения с
восторгом. Теперь Лучано становился не просто королем, а высшим и
неприкосновенным авторитетом, гарантировавшим стабильность преступного мира
всей Америки. А Мейер, оставаясь в тени его славы, превращался в
могущественного стратега, от которого зависела вся подпольная экономика
Соединенных Штатов. Его доходы исчислялись миллионами, но жить он продолжал все
в том же скромном домике на окраине Бруклина, и ни жена, ни дети ведать не
ведали, чем на самом деле занимается глава семейства.
Потери
Осторожность, с которой
жил Мейер, была глубоко чужда Счастливчику Лучано. Он-то старался жить на
широкую ногу, снимал апартаменты в шикарных отелях, проводил ночи с девицами
легкого поведения, сорил деньгами направо и налево. И конечно, находился под
постоянным наблюдением полиции. Но Лучано считал себя неуязвимым – и
действительно, все обвинения против него рассыпались в прах: свидетели внезапно
умирали или отказывались от показаний, улики исчезали.
И лишь в 1935 году
окружной прокурор нашел зацепку против Лаки, обвинив его в содержании публичных
домов. Более шестидесяти свидетельниц подтвердили обвинение – и Счастливчик
получил пятьдесят лет тюрьмы. Мейер приложил все старания, чтобы выручить друга
из беды, но дело оказалось безнадежным. Лучано просидел в тюрьме пять лет, и лишь
с началом Второй мировой войны ситуация изменилась. Именно Мейеру Лански
принадлежала идея начать сотрудничество мафии с американской разведкой и
координатором этого сотрудничества назначить Лучано. Гангстеры, которыми Лаки
руководил прямо из тюрьмы по телефону, помогали ловить диверсантов в
нью-йоркском порту, вызнавали у своих родственников в фашистской Италии ценную
военную информацию...
Только тогда Счастливчику скостили срок, и
когда война закончилась – освободили, но выслали из Америки на родину. Мейер не
раз еще встречался со своим старым другом, навещал его в Неаполе и даже устроил
ему поездку на Кубу, где Счастливчик несколько лет жил во дворце старого
приятеля Лански, диктатора Батисты (кстати, именно Мейер обеспечил приход
Батисты к власти на Кубе, а потом налаживал в стране систему игорных домов и
казино). С Кубы Лучано продолжал руководить нью-йоркскими гангстерами, но
вернуться в Америку ему было уже не суждено.
Второй, но куда более
трагической потерей стал Багси Сигел. После отмены «сухого закона» они с
Мейером занялись делом, к которому Лански всегда питал самый большой интерес, –
игорным бизнесом. Почти все казино и тотализаторы Нью-Йорка оказались вскоре
под их контролем. Но через пару лет Багси пришлось покинуть Нью-Йорк и
перебраться сперва в Голливуд, а потом – в Лас-Вегас, где он думал открыть
самое шикарное в Америке казино. Беда была в том, что теперь Мейер Лански
оказался далеко от своего друга и уже не мог помочь ему советом. А Багси хорошо
стрелял, но ничего не смыслил в бизнесе.
Он забрал на
строительство казино огромные деньги из «черной кассы», принадлежавшей всей
мафии, и потратил их так неудачно, что уже не мог расплатиться с долгами. Это
была провинность, которую по законам мафии не прощают. В сущности, сами Мейер
Лански и Лаки Лучано когда-то придумали эти законы, но теперь, в 1946 году, на
сходке всех гангстеров в Гаване они тщетно пытались защитить своего друга от
справедливого возмездия. Система работала против них. И спустя несколько
месяцев Багси Сигел был убит неизвестными у себя в квартире...
Мейер Лански оставался
один. Ему предстояли еще долгие годы жизни, приумножение капиталов и спокойное
существование под маской простого добропорядочного бизнесмена, прежде чем его
имя появилось на страницах газет в связи с очередным расследованием ФБР. В 1970
году Miami Herald назвала его «Счетоводом мафии». Но улик, как и прежде, не
было и в помине. Трижды его арестовывали и трижды выпускали под залог, а потом
оправдывали на суде. Все усилия полиции, направленные против семидесятилетнего
старика, разбивались о его хитрость и изворотливость.
«Он был способен даже
идти в могилу, улыбаясь, и быть довольным, что сумел нас всех провести», –
сказал о нем в сердцах один из агентов ФБР, когда суд оправдал Лански в третий
раз. Впрочем, в могилу Мейер сошел не после суда, а гораздо позже, успев еще
шесть лет пожить в свое удовольствие и погрустить о друзьях, которых ему
довелось пережить на многие годы. Скончался «Счетовод мафии» лишь 15 января
1983 года в своем доме, дожив до преклонной и уважаемой всеми старости. Как и
планировал с самого начала.
Когда хоронят того, кто
занимал в мафии видное место и пользовался всеобщим авторитетом, каждый бросает
в могилу пятицентовую монетку в знак памяти и как залог встречи на том свете.
Когда в землю опускали гроб Мейера Лански, он мгновенно покрылся серебряным
покрывалом. Словно оделся в сверкающую кольчугу. Пятицентовая монета и была его
первым и единственным оружием. Оружием, которое делает неуязвимым и приносит
удачу. Он обещал никогда не проигрывать – и сдержал свое обещание.
Источник: www.hechoamano.ru
Фото:
dig.lib.jjay.cuny.edu
Комментариев нет:
Отправить комментарий