“2023 год — площадка для взлета”. Инвестбанкир Игорь Мазепа уже не думает о возвращении экономики в 90-е. Откуда оптимизм?

В разговоре с Forbes Мазепа рассказал, на чем планирует зарабатывать Concorde в ближайшее время, как возобновляется работа компаний, где он является стратегическим инвестором, и что должно сделать правительство, чтобы удержать экономику на плаву.

В апреле основатель и владелец инвесткомпании Concorde Capital Игорь Мазепа в разговоре с Forbes был полон пессимизма: говорил, что стоимость почти любого украинского актива близка к нулю, а профессия инвестбанкира фактически исчезла. Он ожидал падения экономики не менее чем на 50% и возвращения в экономическом смысле ситуации, похожей на 1990-е.

Нынешнее интервью оказалось более оптимистичным. Мазепа снова видит широкое поле для деятельности своей компании, несмотря на острый экономический кризис, и верит в послевоенный рост страны. “2023-й — это стартовая площадка для взлета”, — говорит он.

 Это сокращенная и отредактированная для ясности версия интервью.

“Не думаю, что мы перейдем границу в 50 грн/$”

В апреле вы были настроены пессимистично, поскольку надежды на быстрый мир не оправдались. Как сейчас оцениваете ситуацию?

Начиная с апреля, произошло несколько важных вещей. Во-первых, поступает западная финансовая помощь. Как результат, правительство продолжает выполнять финансовые обязательства, в частности, производить выплаты военнослужащим. Эти деньги — хороший драйвер экономики. Во-вторых, открылись черноморские порты. Это позволило вывезти остатки урожая прошлого года и частично этого.

Благодаря этому экономика оказалась более живучей, чем мы ожидали в начале года. Тогда наш прогноз падения был 40—50%. В настоящее время — около 30%.

Но появилось больше тревог по поводу перебоев с энергетикой. Ее отсутствие критически влияет на бизнес, где есть непрерывное производство. С нынешними воздушными тревогами невозможно держать людей за станками. Негативные настроения усилились и у населения. Есть опасения, что из страны дополнительно может уехать определенный процент потребителей.

Около 30% энергетической инфраструктуры пострадало от обстрелов, сказал министр энергетики . Как это может отразиться на экономике и бизнесе?

Если ситуация стабилизируется на нынешнем уровне, вероятнее всего, экономика справится. Значительная часть потребителей электроэнергии и так уже отпала. Мы надеемся, что интенсивность войны будет снижаться. А западная помощь продолжится в не меньшем объеме, чем сейчас. Что люди начнут возвращаться, если будет затишье. А с ними вернется и потребительский спрос, который оживит рынки. Сумма этих факторов даст разумный рост экономики на 5—10% в 2023 году. Хотя я удивлюсь, если это будет 10%.

Мы еще долго будем отхаркивать эту войну. Надеюсь, что 2022 год будет самым плохим годом в нашей истории.

Какие у вас прогнозы по курсу?

Не думаю, что мы перешагнем предел в 50 грн/$. Но курс нужно корректировать и возвращать поближе к рыночному. Фиксация была правильной в первые недели войны. А дальше — благодаря курсовой разнице наши импортеры заработали рекордную прибыль. В то время как экспортеры сидят в растяжке, потому что покупают импортные товары из расчета рыночного курса 40 грн/$, а продавать выручку вынуждены по 36,6 грн/$, что стимулирует их придерживать деньги. Это главная причина дисбаланса на валютном рынке, который “съедает” резервы НБУ.

НБУ может длительное время удерживать текущий официальный курс и тратить на его поддержку валюту от западных партнеров. По меньшей мере, до середины следующего года (а может, и до конца войны) нынешний курс может продержаться. Трудно предсказать курсовую динамику после войны. Все будет зависеть от возможности Украины оперативно получить компенсацию ущерба за счет россиян.

У вас нет претензий к той политике, которую проводил НБУ при Кирилле Шевченко?

Он был более или менее независим, наверное, это и послужило поводом для отставки. Президент и правительство во время войны хотели лояльного главу НБУ по вопросам, сколько денег напечатать и бросить в экономику.

Главный вопрос к Нацбанку — это нынешний размер учетной ставки. Логика понятна: сделать ставку размером с инфляцию, чтобы ее обуздать. Но если хотели подогнать к размеру инфляции ставки по депозитам или гривневым ОВГЗ, то, по подсчетам самого НБУ, ключевую ставку нужно было делать выше. Чтобы размещать деньги под 25%, учетная ставка должна быть 35%. Нацбанк на это не пошел.

В то же время банк, до войны кредитовавший под 11—12%, не будет лонгировать сейчас кредиты по такой ставке. Он ведь может получить 23% на депсертификатах НБУ без какого-либо риска. Так что новые ставки по кредитам будут не менее 30%. Это смертельно для многих заемщиков. Не все компании могут позволить заложить рост процентных затрат в цену своих товаров. Из двух бед — высокой инфляции или проблем для экономики — Нацбанк выбрал обе.

Сегодня 80—90% кредитного портфеля больны. Необходимо, чтобы кредиторы и заемщики договорились о реструктуризации, списании части долга и выводе остатка в здоровый кредит. Но этого не происходит. Если ничего не изменится, уже весной может повториться ситуация 2015—2016 годов, когда банки “посыпались”.

“Получил десятки звонков от инвесторов на тему: “что продается”

Весной вы сократили треть коллектива, треть перевели на аутсорсинг. Какая ситуация сейчас?

Работаем с сокращенным количеством людей. За это время мы вернули к жизни целый ряд проектов и стартапов, например KupiPai. Он, на удивление, “выстрелил”, есть результаты не хуже довоенных. В августе—сентябре ребята закрывали более 50 сделок.

Сельскохозяйственная земля оказалась стойким активом. Есть желающие инвестировать. И цены особо не просели. Средняя цена 1 га в довоенный период составила 41 700 грн ($1541), во время войны — 57 200 грн ($1464). В гривне земля подорожала на 37%, но в пересчете по коммерческому курсу доллара — снизилась на 5%. После такой математики становится понятнее привлекательность такого актива, как земля:

Во-первых, это едва ли не единственный актив, который невозможно уничтожить даже во время войны (исключение — оккупация территорий).

Во-вторых, это валютный актив, который при падении экономики на 30% снизился в стоимости всего на 5%. Кстати, средняя доходность земли сохранилась на уровне 6% годовых.

Как работают другие направления в Concorde?

С переменным успехом где-то на 70% от довоенного показателя, как и вся наша экономика. Инвестиционно-банковский сектор — первый, кто испытывает восстановление экономики. Мы планируем набирать людей, поскольку видим большую сферу для работы. Прежде всего, это рынок М&А, долговой и кредитный рынки, где будет много реструктуризаций. А также очень верим в историю недооцененных евробондов некоторых украинских компаний. Под это прямо сейчас собираем деньги.

Где вы видите возможности для М&А и есть ли инвесторы?

Я получил десятки звонков как от локальных, так и зарубежных инвесторов с желанием посмотреть, что продается. Главная сложность — это адекватность оценки. Продавцы не очень склонны корректировать цену продажи, но покупатели исходят из усиливающихся рисков. Поэтому gap значительно вырос.

Многие транзакции финансировались взаймы. Сейчас у кредиторов нет желания финансировать М&А. Возрастает роль различных фондов, в том числе суверенных, которые могут делать 100% покупок за свой капитал.

Смогут ли придать уверенности инвесторам госпрограммы по защите инвестиций?

Застраховать подобные сложные риски могут только западные компании. В 2015—2016 годах такой риск страховался и стоил разумные деньги: несколько процентов стоимости инвестиции. Сейчас не ясна цена возможной страховки.

Большая война длится уже восемь месяцев. Все это время говорят о необходимости таких страховок. Есть инициативы со стороны чиновников, но пока никто не предложил реально работающую схему.

Есть ли интерес инвесторов к российским активам, многие из которых, вероятно, будут национализированы?

Есть, но он часто ограничивается желанием поруководить. Высоко вероятность, что собственники таких активов (особенно если это частные инвесторы) в случае национализации будут обращаться в международные суды. Любой покупатель дважды подумает, хочет ли покупать билет на судебную войну. Есть сложные кейсы.

Например, как национализировать “Киевстар”, если среди акционеров много западных, институциональных инвесторов? Кстати, у рынка много вопросов к АРМА, деятельность которой совершенно непрозрачна. Она уверенно превращается в черную дыру.

Сейчас много говорят о возможной национализации Альфа-Банка Украина. Вы видите его возможного покупателя?

У меня нет рецепта для таких активов. Есть два фактора, которые останавливают нашу власть от национализации. Во-первых, банк — это не только активы, но и пассивы — обязательства, которые следует выполнять перед вкладчиками. И еще вопрос, насколько ухудшится кредитный портфель? Во-вторых, любая национализация — тонкий лед и судебная перспектива.

“Есть варианты, как с запасом перекрыть долларовую инфляцию”

Какие у вас ожидания относительно прибыльности вашего бизнеса в этом году? Инфляцию в долларах сможете перекрыть?

Я на рынке с 1997 года, а Concorde Capital работает с 2004 года — за это время мы испытали много кризисов. Думаю, 2023-й — это стартовая площадка для взлета. Появятся новые рынки, много работы ждет в банковском секторе. Есть ряд недооцененных активов, но продавцов не так уж много. Нужно поработать, чтобы найти хорошую сделку. Для этого мы нужны.

Если говорить о текущих инвестиционных возможностях, то мало что сегодня сравнится с долларовой доходностью евробондов Украины и любого из украинских частных эмитентов. Доходность к погашению стартует от 30% годовых.

Долларовую инфляцию при благоприятном стечении обстоятельств перекрывает с лихвой. Очевидно, не все эти бумаги выглядят хорошо. Но мы видим, что рынок значительно дисконтировал всех без разбора. И выбрали себе перспективные бумаги с понятным как для Украины риском.

Что с сетью медицинских клиник “Добробут”? Как восстановился спрос и посещаемость?

“Добробут” определил количество людей, оставшихся в стране к началу лета и до 1 сентября. В начале лета вернулось 48% людей из нашей базы, после 1 сентября показатель вырос до 60%. В основном, это киевляне, но к ним добавились наши соотечественники из юго-восточных регионов.

До войны мы успели закончить корпус на Севастопольской площади в Киеве. И сейчас завершаем реновацию корпуса бывшей клиники “Борис” на проспекте Бажана. Там многое сделано, в ближайшее время будет новейшая клиника.

Экспансия в регионы осталась на уровне нескольких поликлиник. Полноценный заход в регион предусматривает открытие больницы, сети поликлиник, скорой помощи. Пока ничего подобного не происходит.

Что с другими вашими проектами: MakeUp, Shelest, янтарным и газовым бизнесом, цементным заводом в Кривом Роге?

Завод проработал два месяца и сейчас стоит. Произведенную продукцию, наверняка, будут продавать до следующего сезона (апрель—мая). Рынок стройматериалов упал и составляет 30% довоенного уровня. Строительство остановлено, и полноценное восстановление произойдет не раньше, чем через год—два после окончания войны. Послевоенное восстановление рынка недвижимости должно быть за счет стимулов правительства, например, тех же компенсаций процентных ставок по ипотеке.

Можно сказать, что операционно в Shelest все работает. А в девелопменте ситуация, как и на всем рынке — закрываем открытые обязательства, но новых продаж очень мало.

MakeUp работает, как и вся интернет-розница, с продажами на уровне 80—90% от довоенных. Значительно сократились “косты” за счет снижения затрат на рекламу, но логистика выросла в цене, поэтому маржа осталась на том же уровне.

Янтарный и газовый бизнес дает работу сотням людей. Недавно взяли на аутсорсинг толковых работников из Мариуполя со своей техникой. Но мы столкнулись с геологическими рисками, присущими любой ресурсной компании. Рассчитывали, что месторождение даст 25 г янтаря из куба породы, а фактически оно дает в два раза меньше.

С газом на промышленное производство мы не вышли. Ищем технологию, которая позволит ответить на сложные геологические вызовы. Одной из проблем является отсутствие в Украине должной компетенции у местного персонала. Западные компании, которые приносили знания и технологии в Украину, не пускают сюда своих специалистов и не завозят оборудование из-за войны.

Светлана ЗАРАЖЕВСКАЯ, Сергей ШЕВЧУК

Forbes-Украина