«Это рассказ о эпических битвах между американскими армиями Гитлера – одна из них называлась Amerikadeutscher Volksbund или Немецко-американский союз (Bund), а другая – Серебряный легион – и теми, кто кулаками и противостоял этим штурмовикам в форме, армией патриотов, состоящей из американских евреев, которые показывали всей стране от берега до берега, что и у нацистов тоже могут быть проблемы».
Так начинается книга Майкла Бенсона «Гангстеры против нацистов» (Gangsters vs. Nazis: How Jewish Mobsters Battled Nazis in Wartime America. By Michael Benson / Citadel Press. Kensington Publishing Corp., New York).
Майкл Бенсон – один из наиболее плодовитых авторов в жанре true crime и популярнейший телекомментатор на темы преступности. На его счету около 60 книг, и он – кто бы мог подумать! – еще и поэт, отмеченный наградой Hofstra University Poetry Prize, которая присуждается Академией американских поэтов. Сразу приходит на ум классика современного английского детектива в лице не очень давно скончавшейся П.Д. Джеймс, главный герой произведений которой Адам Далглиш не только служит в полиции и распутывает сложнейшие преступления, но и пишет стихи, признанные любящей поэзию публикой. Но вернемся к теме.
Перед нами Америка 1930-х годов. Гитлер уже пришел к власти в Германии, и борьба за главенство в мире начинается. Воевать с Америкой в планы пока не входит, куда разумнее попробовать ее привлечь на свою сторону и отчего бы не сделать это, опираясь на 12 миллионов американцев немецкого происхождения. Конечно, необходимо предложить им подходящую идеологию, а основы для нее уже выработаны в Германии – это антисемитизм и антикоммунизм. А организационной базой пусть станет Bund. Он убедит своих последователей, пишет Майкл Бенсон, что «американское желание защитить Англию является продуктом коммунистического/еврейского заговора. Когда его члены собирались мирно, то они оправдывали свои человеконенавистнические убеждения, размахивая американской конституцией. На их стороне была свобода слова. Они имели право на собрания».
В 1933 году в США было более сотни открыто действовавших антисемитских групп. Американские нацисты утверждали, что между Германией и США были бы нормальные отношения, если бы не евреи, которые обладают непомерной властью, присвоили все деньги и подталкивают эти замечательные страны к войне.
Эти экстремисты составляли всего 0.2% от общего количества выходцев из Германии, около 50 тысяч, но они были убежденными и активными фанатиками, маршировали гусиным шагом на своих парадах под флагами со свастикой и с выкриками Sieg Heil, имели собственную прессу и даже детские спортивные лагеря.
А как же лидеры еврейской общины? Они в основном помалкивали, опасаясь, что вступление в публичные споры с нацистами только спровоцирует дальнейшую эскалацию нападок и только расширит аудиторию тех, кто был бы падок на немудреные объяснения тягот, выпавших на долю американской массы во время Великой депрессии. К великому счастью, так думали не все.
***
Натану Перлману было 4 года, когда мать привезла его в Нью-Йорк из польского местечка Прушице. Он окончил школу, потом учился в колледже, а затем в 1907 году был принят в New York University Law School. Далее в его послужном списке значатся должность заместителя прокурора Нью-Йорка, избрание в Палату представителей Конгресса США, назначение судьей по специальным вопросам (Special Sessions Judge), председательство в American Jewish Congress, обильная частная практика.
К 1938 году он уже достаточно насмотрелся на нацистов в Америке и представлял себе, к чему все клонится. Проблема была в том, что юридических оснований для запрета их деятельности не было. Однако, когда нацисты посмели сорвать в Нью-Йорке традиционную церемонию с участием ветеранского Американского легиона, терпение Перлмана лопнуло.
Он хорошенько подумал, принял решение и утром, войдя в свой кабинет, сделал первый судьбоносный телефонный звонок. Его адресатом был Меир Лански, один из боссов нью-йоркской организованной преступности.
Перлман приехал к Лански вместе с рабби Стивеном Вайсом, авторитетным лидером еврейской общины США.
Фото 5
— Эти проклятые нацисты наглеют, — сказал Перлман. — Маршируют по улицам со своими антисемитскими лозунгами и думают, будто с нами можно делать что угодно.
— Я их тоже ненавижу, ответил Лански.
— Это массовое движение, — продолжал Перлман. — Дошло до того, что люди во власти бравируют антисемитскими выпадами. Их поддерживают некоторые газеты и журналы. В нашей с тобой, Меир, стране процветает нацизм.
— Это плохо, — согласился Лански.
— У тебя есть ребята, которые бы хотели набить им морду?
— Есть, но позвольте заметить, что мы можем сделать кое-что большее, чем набить морду. Те, кто выживет, будут осторожнее.
– Мы не можем санкционировать убийства, — вмешался рабби Вайс. Перлман наклонил голову в знак согласия.
– Ладно, не стрелять оно и лучше, — ответил их собеседник. — Но ведь насилие имеется в виду, правильно?
– Тогда я перефразирую. Я хочу, чтобы вы сделали все, что надо, но не убивали. Я договорюсь, чтобы вам заплатили.
– Мне не нужно платить, судья. Я еврей и глубоко переживаю за страдающих евреев в Европе. Они мне, как братья.
– Ясно, сказал Перлман, - значит, денег не надо. Но если вы, парни, попадете в беду, я гарантирую, что у вас будет юридическая помощь.
Раввин вышел из комнаты, и Лански спросил:
— Стальные трубы, бейсбольные биты окей?
— Да, только не убивайте их. Кости ломать – другое дело. Пусть знают, что быть нацистом здесь опасно.
– Я полагаю, судья, что вы можете влиять на прессу.
– На некоторую, да.
– А на еврейскую?
– Больше.
– Тогда, если нас схватят, пожалуйста, не надо, чтобы о нас писали плохо. Я не хочу, чтобы в еврейских газетах было что-то, чего моя жена не должна бы читать.
Лучшим другом Меира Лански в криминальном мире был Чарльз Лучиано по прозвищу Счастливчик.
Сферы влияния в нью-йоркской преступности делили так называемые Пять Семей, однако именно Лучиано содержал специальную группу для мокрых дел, которую газеты именовали Murder Inc. и которая не входила ни в Пять Семей, ни в итальянские гангстерские синдикаты. В нее брали итальянцев и евреев. Когда Лански сообщил Лучиано о том, что пришла пора бить нацистов, тот сказал, что, по его мнению, в этом должны участвовать все члены Murder Inc. Нет, спасибо, ответил Лански, у нас своя гордость, это дело для евреев.
В 1938 году немецкоязычное население Нью-Йорка занимало третье место в мире среди больших городов (Берлина и Вены). Большинство этнических немцев жили в квартале Йорквилл на Манхэттене. 20 апреля Bund запланировал большое торжество в честь 49-летия Гитлера в здании Yorkville Casino.
Неся флаги со свастикой, Немецко-американский союз проходит парадом по 86-й Восточной улице Манхэттена в 1938 году перед большим митингом в казино Yorkville.
Огромный танцевальный зал, в котором должно было происходить празднование, был увешан транспарантами со свастикой, сцену украшали портреты Гитлера. Меир Ланский с командой из 15 человек подъехал к зданию незадолго до открытия. На каждом из них была пилотка Американского легиона. Если кто-нибудь из прессы будет задавать вопросы, скажите, что вы ветераны, патриоты, наставлял Лански своих людей.
Они разделились на три группы. Первая прошла в зал. Стараясь не привлекать к себе внимания, они заняли места среди собравшихся, Вторая собралась у входа в зал, а третья, оснащенная бейсбольными битами и подпиленными бильярдными киями, осталась снаружи.
Оратор на сцене не успел даже разогреть присутствующих, как их атаковали с трех сторон. Охваченные паникой, те бросились бежать. Через пять минут зал практически опустел, только на полу валялись избитые до потери сознания и просто покалеченные нацисты.
Гангстеры быстро ретировались, выбросив по дороге пилотки и биты с киями. Потом газеты обвинили в случившемся легионеров. Только много лет спустя Лански признал свою роль в йорквиллском побоище. Надо был дать им понять, сказал он, что евреи – это не мальчики для битья.
Урок был усвоен, и следующий нацистский митинг, в честь Немецкого дня (German Day Fete), был назначен примерно в 50 километрах от Нью-Йорка – в городе Вайт Плэйнс, графство Вестчестер.
Более того, хотя количество участников предполагалось под тысячу, реально прибыло не более четверти от этого числа. Их везли туда отдельным поездом, сам вокзал и подходы к нему были окружены полицией, и то же касается зала, в котором должно было произойти собрание.
Оказавшись на месте, Лански и его люди поняли, что их прежний план не сработает, но он тут же нашел выход. Приметив двух бедно одетых подростков, он подозвал их к себе.
– Вы, ребята, евреи?
– Да, ну и что?
– Это хорошо, мы — евреи, должны быть заодно. Знаете, кто сейчас собрался в этом доме?
– Те, кто ненавидят евреев.
– Верно. А как насчет того, чтобы заработать по доллару?
– Каждому?
– А как же.
– Конечно, хотим.
– Так вот что вы должны сделать. — И Лански вытащил из кармана пиджака два флакона, вроде как склянки на уроках химии.
Зал был полупустым. Никто не обратил внимание на юных солдат Меира Лански. Они сели на задние места, дождались открытия, потом хор спел пару песен, и наконец на трибуну поднялся первый оратор. Это послужило сигналом.
Мальчики вскочили, прокричали: «У Гитлера одно яйцо!» и метнули свои снаряды – а это были бомбы-вонючки – в сторону сцены, а затем пустились наутек.
Зал эвакуировали, проветрили, потом программа возобновилась, однако народу стало еще меньше. Нарушителей порядка между тем отправили в тюрьму, там они объявили себя борцами с нацизмом, но Лански не выдали.
Короче говоря, немцы пожаловались мэру Нью-Йорка Фьорелло Ла Гуардия на то, что евреи мешают им осуществлять свое гарантированное законом право на свободу слова и собраний. Мэр на дух не переносил Bund, но не реагировать тоже было нельзя.
– О’кей, — ответил он жалобщикам, — мы защитим вас от евреев, но при следующих условиях: форму не носить, свастики не выставлять, песни не петь и с барабанами не маршировать, и вообще никуда за пределы Йорквилла не соваться.
Немцы согласились, но их ожидал неприятный шок. Оказалось, что для охраны нацистских мероприятий в Йорквилле Ла Гуардия выделил еврейских полицейских – и как же при них толкать юдофобские речи?
А когда в Нью-Йорк прибывал с визитом кто-нибудь важный из Германии, то его безопасность должны были обеспечивать все те же заклятые враги фюрера.
***
Чикагским адресатом звонка судьи Перлмана стал Джек Гузик, второй человек в городе после Аль Капоне и его правая рука.
– Джек, — спросил его Натан Перлман, — ты не знаешь кого-нибудь, кто был бы не прочь отдубасить нацистов? – Знаю, — без запинки ответил тот. – Мой босс обожает обедать в одном местечке рядом с боксерским залом на Кедзи Авеню. Там полно еврейских боксеров. Слышали, наверно, о Барни Россе?
Кто в еврейской Америке не слышал тогда о Барни Россе, чемпионе мира по боксу, кумире и гордости его соплеменников, особенно молодых!
Его судьба была близка и понятна десяткам и сотням тысячам недавних иммигрантов из Восточной Европы, оказавшихся в стране их мечты без языка, специальности и влачившим поначалу бедное существование в еврейских гетто крупных городов, хватавшихся за самую тяжелую работу лишь бы прокормить свои многодетные семьи.
Что с того, что маленький Барнет Расофски мечтал стать ученым талмудистом, подобно отцу! Но благочестивый родитель был убит на глазах четырнадцатилетнего сына во время ограбления его лавки, благодаря которой кормилась вся семья.
Последовавший нервный припадок отправил в соответствующее учреждение его мать, а пятеро детей рассеялись кто куда. Барнет перестал мечтать о приобщение к еврейской учености, но приобщился к еврейской же преступности. Он научился пускать в ход кулаки и приворовывать, чтобы не голодать.
Один друг предложил ему заглянуть в боксерский зал – если колотить всех без разбору, то путь за решетку обеспечен, так почему не дать выход лишней энергии разрешенным образом? Он и так уже работал на рэкетиров, собирая с должников деньги, вспоминал его первый тренер Джек Айле, никто и не думал ему перечить с такими-то ручищами.
Он быстро стал профессионалом, сменил фамилию на Росс (не хотел, чтобы мать, которая тогда уже вернулась домой, знала, как он зарабатывает деньги, к ней присоединились его три сестры, обретавшиеся до того в приюте) и в 1933 году завоевал свое первое (из трех) чемпионство.
Закончил Росс свою карьеру в 1938 году, когда ему было 28 лет. Он открыл свой ресторан, и именно там его старый приятель Спарки (т.е. Электрик) Рубинштейн (будущий Джек Руби, убивший Ли Харви Освальда, который застрелил президента Джона Кеннеди в 1963 году) сообщил ему о поручении набрать добровольцев, готовых начистить морды чикагским нацистам.
Но сначала надо было собрать информацию о них, о том, когда и где они будут собираться, и в каком количестве. Этим занялся 23-летний журналист Херб Брин, внешне истинный ариец, которого не однажды пытались пригласить в Bund. Имея такое задание, он, конечно, стал его членом и беспрепятственно проходил на все встречи и собрания.
И вот однажды холодным зимним вечером он пришел в бильярдную к Спарки с новостью о том, что на следующий день в Germania Club намечено бундовское сборище. Через час вокруг Спарки собрались добровольцы и сильно удивились, не видя Росса.
— Ах, он тренируется в боксерском зале. Ну так позовите его.
Через несколько минут появился Росс в одних шортах, блестевший от пота.
– Мы здесь планируем, как завтра дать трепку наци, - сказал ему Спарки.
– Я пойти не смогу, — печально ответил Росс.
– Почему?
– Если поймают вас, то обвинят в драке, а если меня, то в покушении на убийство. Мои руки считаются смертельным оружием.
Всего 10 секунд понадобилось Спарки, чтобы найти ответ:
– Так не работай кулаками. Возьми блэкджек (цилиндрический кожаный футляр с засыпкой свинцовой дроби в одном конце, может иметь пружинную ручку, часто используется полицейскими).
– Ну спасибо, Спарки, — сказал Росс товарищу, который тут же вручил ему оружие, и все вокруг заулыбались.
И так оно дальше и пошло. Брин поставлял информацию, а Спарки и компания обеспечивали все остальное. Когда кого-то из них арестовывали, Джек Гузик тут же посылал в тюрьму адвокатов с готовым залогом.
Надо признать, что и судьи относились к этим арестантам с пониманием, хотя и журили за излишнее усердие. А что касается осведомленности широкой публики о причинах происходившего, то, как выразился один умеющий держать язык за зубами репортер, скандальные нападения являются делом рук не имеющей названия организации, объединяющей вигилантов, которые выступают как против немецко-американского Bund’а, так и «серебряных рубашек» (американская фашистская партия – см. о ней ниже).
***
Еще одно ходкое высказывание о криминале тех времен: только одно место в Америке было круче Бруклина – Ньюарк, (штат Нью-Джерси). И боссом преступного Ньюарка был Абнер «Лонги (Длинный)» Цвильман.
Уже к 14 годам он был ростом под метр девяносто, хорошо усвоил уличные законы и безотказно приходил на помощь полунищим еврейским торговцам Третьего боро, которых доставали местные антисемиты.
Как только где-то раздавался крик о помощи – Ruff der Longer (Позовите Длинного), Лонги, засучив рукава, спешил на выручку. Он быстро стал гангстерским авторитетом и особенно преуспел после введения в 1919 году сухого закона.
В конце 1932 года он поставлял в страну из канадского Монреаля 40% всей нелегальной выпивки. В следующем году сухой закон в США был отменен, но Лонги не прогорел – он переключился на другие виды бизнеса, как легальные, так и запретные, причем трогать его никто не смел.
«В Ньюарке у него была репутация героя, — пишет в своей книге Майкл Бенсон. – Он не только снабжал его население алкогольными напитками — а во время сухого закона они были все равно что манной небесной, — но и щедрость его вошла здесь в легенду. Он кормил еврейскую бедноту, а христианским благотворительным организациям отправлял продукты в День Благодарения и детские игрушки на Рождество. И вообще Лонги был для евреев все равно что Санта-Клаусом. Он оплачивал бесплатную столовую для безработных, а тех было тогда ох как много. Люди говорили о нем только хорошее».
Звонок судьи Перлмана был принят Лонги Цвильманом, как приказ к самому скорому исполнению. В Ньюарке проживали тогда 65 000 немецких иммигрантов, и Бунд был там очень активен.
По ночам в еврейских кварталах расклеивали листовки, в которых говорилось, что предназначение Германии не осуществится, пока улицы Ньюарка не будут залиты кровью евреев.
В городских парках на виду у всех маршировали и занимались физподготовкой молодые немцы в униформе, и никто в Третьем боро не чувствовал себя в безопасности. Поговорив с Перлманом, Лонги отправился в боксерский зал, который принадлежал бывшему профи Нату Арно.
— Мне нужно, чтобы ты собрал антинацистскую армию, — сказал он. Глаза Арно засверкали, это дело было как раз для него, ибо никто в городе так не знал любителей подраться: евреев и не только. Лонги обещал, что оплатит все расходы – полицию, штрафы, залоги, лечение, а в заключение произнес следующий небольшой монолог:
«Мне нужно, чтобы ты сделал больше, чем просто повести мальчиков в битву. Ты должен объяснить владельцам бизнесов, что мы делаем и почему. Ты должен разговаривать с прессой, если они придут к тебе с вопросами. Не упоминай моего имени. Это война за всех наших евреев, а не за меня».
И Нат Арно действительно набрал самую настоящую армию. От желающих отбою не было. В какие-то моменты численность готовых выступить на ее стороне достигала тысячи человек. (Для сравнения – в Нью-Йорке и Чикаго количество гангстеров-добровольцев не превышало двух-трех десятков). Они могли бы и целый город взять под защиту, если бы понадобилось.
Как бы то ни было, они были начеку – и это были не только члены преступного мира, но и бывшие рабочие, оказавшиеся на улице во время Депрессии, и неевреи, ненавидевшие Гитлера. И не случайно они так и называли себя – «Минитмены против наци» (минитмены – это народное ополчение североамериканских колонистов).
Зал на 300 человек, в котором должно было состояться торжество поклонников Гитлера, и где должен был присутствовать важный гость из Германии, посланный лично Рудольфом Гессом, назывался Schwaben Halle.
Ударная группа сконцентрировалась у входа, между тем как Арно с еще одним минитменом пробрались в задний двор. Они поставили там лестницу, с которой можно было заглянуть в окно, открыли его, и Арно метнул внутрь несколько бомб-вонючек.
Крики, паника, свалка, толчея у входа, и, как результат, классический мордобой. Забавно то, что поглядеть на это зрелище собрались сотни жителей еврейских кварталов – минитмены не постеснялись рассказать своим близким и родным о предстоящей потехе, — и Лонги Цвильман тоже был тут как тут, в шикарном костюме, словно в театр пришел.
Но и полиция, естественно, приехала, журналисты налетели. Были сделаны аресты, в том числе и среди минитменов. Последних тут же выкупили под залог, а нацистам в этом было отказано – судья Ральф Виллани назвал их «заграничной опасностью» и присовокупил, что имеется риск их побега (некоторые прибыли из Нью-Йорка).
Все же, в конце концов, никого не посадили, но судья предупредил, что в случае очередной драки не поздоровится уже никому из участников независимо от их мотивов.
Ареной следующего боя стал Ирвингтон, пригород Ньюарка. Местом собрания нацистов был избран Немецкий культурный центр и праздновать на сей раз собирались недопущение кандидатов-евреев к участию в местных выборах.
Учитывая опыт первой разборки, бундисты приехали из Нью-Йорка на автобусах, причем это были только мужчины, все они были в униформе, которую им запретил носить мэр Ла Гуардия, и при оружии для уличного боя.
Для пущего эффекта автобусы остановились за квартал до Немецкого центра, нацисты выстроились в колонну и гусиным шагом промаршировали к месту собрания. И что дальше? Навстречу им выскочили прятавшиеся за зданием минитмены, а на помощь им уже подкатывали машины с подкреплением.
«Военные историки обратили внимание, — отмечает Майкл Бенсон, — что минитмены Третьего боро этой ночью напомнили им своих предшественников. Во время американской революции английские солдаты маршировали строем и действовали строго по правилам, что не уберегло их от разгрома партизанами. То же произошло и здесь, и побоище было жутким».
Полиции пришлось не только отбивать нацистов от толпы, но и думать над тем, как их эвакуировать – Арно предупредил водителей автобусов, чтобы они немедленно убирались туда, откуда приехали, иначе им будет плохо.
Предводитель минитменов предложил тогда полицейскому лейтенанту сделку – непрошеных гостей оставят в покое, но тот должен обещать, что им будет запрещено проводить какие бы то ни было мероприятия в Ирвингтоне.
Но это требование было, как уже говорилось, неконституционным – свобода слова и собраний гарантировалась всем, термина «язык ненависти» в юриспруденции еще не появилось, и офицер ответил Арно отказом.
Сложность ситуации усугубило то, что кто-то из антинацистской толпы бросил камень и попал в лицо одному из стражей порядка. Тут уже заработали полицейские дубинки, слезоточивый газ был пущен в ход, пошли аресты.
В газетах поднялся шум, стали высказываться политики. И тут выяснилось любопытное обстоятельство – за митингом наблюдали агенты Секретной Службы, правительство США было обеспокоено активностью прогерманских сил, которых рассматривало как угрозу национальной безопасности.
Сориентировались и власти Ньюарка: впредь нацистские и антинацистские демонстрации и собрания в городе запрещались. Еврейская пресса расценила это решение как серьезный удар, лишивший Bund важного плацдарма влияния внутри Америки.
***
Для евреев довоенный Миннеаполис был синонимом антисемитизма. Их не брали на работу в универсамы и в банки, врачи тщетно пытались устроиться в больницы. Как пишет Майкл Бенсон, миннесотские евреи не могли даже включить радио, чтобы не услышать, будто они являются частью коммунистического заговора против Америки. Короче говоря, христианское комьюнити предпочитало, чтобы миннесотские евреи жили и общались в своем мирке.
Ничего удивительного, что именно здесь была создана одна из наиболее заметных фашистских организаций в Америке – «Серебряный легион», или «Серебряные рубашки».
Ее основателем и харизматическим лидером был проповедник Вильям Дадли Пелли, который во всеуслышание называл United States – Jewnited States.
Пелли выпустил также книгу, в которой обсуждал «постоянное решение еврейского вопроса». По плану Пелли, евреев следовало расселить в резервации по типу индейских, а тех, кто осмелился бы их покинуть, — расстреливать.
Из своих сторонников Пелли выделил боевиков, которых обрядил в униформу голубоватого-серого цвета. Он был способным оратором, и количество его сторонников неуклонно росло – по оценкам того времени, их насчитывалось по всей стране порядка двух миллионов (сегодняшние историки приводят гораздо меньшие цифры).
В 1936 году Пелли попытался баллотироваться даже в президенты США, но провалился. И все же он был явной и реальной опасностью. В сентябре того же года журналист Арнольд Эрик Севарайд написал об обстановке в Миннесоте, вспомнив «Алису в стране чудес»:
«Мой опыт был подобен тому, что испытала Алиса, провалившаяся в кроличью норку и оказавшаяся в мире Безумного Шляпника. Я провел вечера, от которых волосы вставали дыбом, в гостиных граждан среднего класса, боготворивших человека по имени Вильям Дадли Пелли».
Именно о проблеме Пелли и его «серебряных рубашек» и шла речь во время очередного звонка Натана Перлмана, а в Миннеаполисе трубку взял король игорного бизнеса в этом городе, урожденный одессит Дэйви Берман.
На знакомый уже нам вопрос судьи Берман ответил, что расценивает его идею вздуть «серебряных рубашек» как высокую честь. Он связался со своим главным конкурентом Исидором Блюменфельдом и предложил ему ради такого дела объединить силы.
Мобилизация антинацистского фронта привела к подключению к нему легальных структур еврейской общины Миннесоты. Одним из функционеров последней был Чарльз Купер, ответственный за сбор информации о противнике. У Купера был «крот», имплантированный в организацию Пелли, благодаря которому антинацисты смогли составить список ее членов и узнать многое из того, что произошло в ней за последнее время. И у них было над чем задуматься.
Майкл Бенсон пишет: «В 1938 году движение “серебряных рубашек” совершило качественный скачок. Вильям Пелли все меньше выступал как религиозный проповедник, а все больше, как боевой генерал. Имелись данные о том, что насильственные методы в кампании Пелли набирали ход.
Теперь он путешествовал по стране в сопровождении 40 вооруженных телохранителей. Каждому члену движения рекомендовалось обзавестись обрезом и двумя тысячами патронов, чтобы иметь все это под рукой, когда придет время защитить свои дома, защитить “белую христианскую Америку”».
Новую популярность обрели «серебряные рубашки» после аншлюса Гитлером Австрии. Дух старого Ку-клукс-клана, писала газета Minneapolis Tribune, воспрял в Миннеаполисе с новым именем и в новой рубашке.
Пришло время вступить в дело и Берману сотоварищи. Первая операция была осуществлена им и еще дюжиной добровольцев в клубе Elks Lodge. Они подъехали, когда собрание «серебряных рубашек» уже началось. Дождавшись сигнала от своего человека в зале, что оратор на трибуне стал горланить о «еврейских мерзавцах», Берман и его соратники, вооруженные кастетами, битами и подпиленными бильярдными киями, ворвались в зал.
В течение десяти минут они колотили нацистов, а потом на подиум поднялся сам Берман в запятнанном кровью костюме и произнес краткую речь.
«Это только предупреждение, — сказал он повергнутым в буквальном смысле слова оппонентам. – Каждый, кто посмеет сказать гадость о евреях, получит то же самое, а в следующий раз еще хуже. Передайте своему приятелю Гитлеру, как опасно быть антисемитом в Миннеаполисе».
Про еще один подобный налет рассказал в интервью, данном в 1992 году Minnesota Public Radio, его участник, а ныне адвокат Джо Бард.
-Мы надели своего рода форму. Это были темные рубашки с нарисованной спереди Звездой Давида. И наши ребята совсем этого не боялись. У них у всех были, не побоюсь сказать, стальные яйца.
Добавим: ни об одном из нападений, проведенных Берманом, в газетах сообщено не было. Более того, даже пропаганда «серебряных рубашек» не обмолвилась ни словом. И ни одного больше собрания в Миннеаполисе они не провели.
В следующем году нацисты получили здесь новый разящий удар. Ставший в июле 1939 года исполнительным директором Minnesota Jewish Council, Сэмюэл Шайнер подал на «серебряных рубашек» в суд за распространение антисемитских материалов. Свидетелем обвинения был внедренный в ряды организации осведомитель, раскрывший ее modus operandi.
Слушания по этому делу стали звездным часом судьи Вильяма Ларсона. «Не может быть более сильного возбудителя общественных беспорядков, чем умышленное натравливание класса на класс и расы на расу. Это подрывает патриотическое единство нашей нации и прямо противоположно терпимому отношению к расе и религии, которое гарантировано нашей конституцией».
Заявление Ларсона было историческим в том смысле, что здесь впервые от имени представителя судебной власти было подчеркнуто: «язык ненависти» не мог быть оправдан конституционным правом на свободу слова, а приравнивался к уголовно преследуемому подстрекательству к бунту.
***
Микки Коэн с шести лет продавал газеты и умел постоять за свое любимое место на людном перекрестке в Лос-Анджелесе. В первый раз он был арестован в 9 лет за участие в незаконных сделках с алкоголем во время сухого закона.
В 13 лет он уже был боксером-профессионалом в легчайшем весе, но дрался не только на легальном ринге, но и в закрытых залах для проверенных зрителей – это было нечто вроде петушиных боев, только петухами были ребята с улицы.
Боксерская тропа привела Микки в телохранители к легендарному гангстеру Бену (Багси) Сигелю и к собственному букмекерскому – разумеется, нелегальному – бизнесу.
Фото 16
Нечего и говорить, что главный коп в околотке был у него в кармане. И, когда в 1938 году судья Перлман позвонил в Лос-Анджелес, Микки котировался в своем кругу уже весьма высоко, пользовался большим влиянием и имел кучу врагов.
– А как Бен отнесется к идее заняться нацистами? — поинтересовался судья.
– Я точно знаю, что очень хорошо, – ответил Микки. – Я сам слышал, как он высказывался, что неплохо бы их пристукнуть.
– Тогда передай ему, что здесь на востоке мне помогают Лански и Цвильман.
– Судья, вы делаете хорошее дело.
– И скажи ему: без всякого пристукнуть.
– Так это же самый смак…
– Должно быть, как я сказал. За всем, что вы станете делать, будут наблюдать раввины.
Но, когда от слов решили перейти к делу, гангстеры оказались как бы вне игры. На первое большое собрание бундистов 22 февраля 1939 года Коэн и Сигель привели сотню своих товарищей по борьбе. Они окружили Deutsches Haus в Лос-Анджелесе, где Bund торжественно отмечал день рождения Джорджа Вашингтона.
К их удивлению, однако, близлежащая территория уже была заполнена демонстрантами с транспарантами: «Бей Гитлера!», «Долой антисемитизм!» и «Создадим гвардию защиты рабочих!»
Это были социалисты из Socialist Workers Party и Young People’s Socialist League. Они принесли с собой корзины, полные гнилых овощей, яиц и камней. Любой, кто пытался пройти в зал, подвергался обстрелу, и очень скоро ступеньки у входа стали склизкими и вонючими. Параллельно в окна полетели камни, а когда первый оратор объявил, что Гитлер – это сегодняшний Вашингтон, над сидевшими внутри, похоже, зазвучал пока еще не колокольный, но уже стекольный звон.
Полиция приехала, но утихомирить протестующих не смогла и ограничилась эвакуацией нацистов. Гангстеры посмотрели, посмотрели и решили, что общественность на сей раз управилась и без них. Забавно, что, когда после состоявшегося вскоре собрания бундистов в городе Петалума демонстранты увидели, что Коэн и компания принялись мордовать тех, кто в нем поучаствовал, они стали кричать «Нет насилию!».
***
Майкл Бенсон резюмирует: «В 1939 году Murder Inc., минитменам и команде Микки Коэна уже не надо было разгонять нацистские митинги. Это стало привычным делом, и каждый раз, когда нацисты планировали очередное мероприятие на американской земле, туда съезжались сотни протестующих и не давали его провести. И с чувством выполненного патриотического долга гангстеры вернулись к своему будничному времяпрепровождению: собирать деньги за рэкет, вершить мокрые дела, разглядывать девочек на Sunset Strip (Лос-Анджелес), шататься по Kedzie Avenue (Чикаго), жить королями в Третьем боро Ньюарка и играть в карты в задней комнате магазинчика Midnight Rose (Бруклин)».
Комментариев нет:
Отправить комментарий