«...Потом меня спрашивали, что
экипаж делал за день до полёта. А 15 мая у второго пилота Баранова был день
рождения, и они всю ночь его отмечали - пили. А утром получили задание на
вылет. При вскрытии у пятерых обнаружили алкоголь в крови. По заключению
экспертизы, экипаж находился в состоянии глубокого опьянения...»
16 мая 1972 года... Тёплое
весеннее утро. В приморском Светлогорске — просто рай. Светит солнце, воздух
наполнен ароматом цветущих деревьев. В тот день здесь произошла страшная
катастрофа — военно-транспортный самолёт «Ан-24 Т» упал на детский садик.
Погибли 34 человека: 8 членов экипажа, три женщины-воспитательницы и 23
ребёнка. Всё произошло в 12.30, среди бела дня. Дети как раз пришли с прогулки
и сели обедать.
После трагедии в Светлогорске
творилось что-то страшное. Горевший детский сад оцепили. К нему не подпускали
даже родителей погибших детей. Улицы патрулировали вооружённые солдаты. Жителям
было запрещено выходить из собственных домов, где отключили электричество и
телефоны. Всю ночь на месте катастрофы шли работы. Родители детей, пришедшие
сюда утром 17 мая, были потрясены: от дымящихся развалин не осталось и следа.
Садик сравняли с землёй, а на его месте разбили большую клумбу.
Засекреченная
катастрофа
Официально о событиях в
Светлогорске ничего не сообщалось. В день похорон отменили движение электричек
в Светлогорск, а на дорогах были выставлены кордоны. Но жители Калининградской
области всё равно узнали про крушение самолёта и гибель детей. Во время похорон
на кладбище собралось около 10 тысяч человек. Фотографировать не разрешалось. У
тех, кто нарушал запрет, люди в штатском забирали отснятые плёнки.
Расследованием причин аварии
занималась комиссия из Москвы под руководством заместителя министра обороны по
вооружению генерал-полковника Н.Н. Алексеева. Однако уголовное дело не было
возбуждено. Родственникам погибших ничего не говорили о ходе разбирательства и
о виновных. Родные сгоревших заживо детей не получили от власти никакой
компенсации. Им лишь помогли организовать похороны. О причинах катастрофы
открыто заговорили только в начале 90-х годов. По официальной версии, самолёт
упал из-за неудовлетворительной подготовки и управления полётом.
Сняли
с самолёта
Жители Светлогорска считали,
что в произошедшей трагедии виноваты пилоты. Говорили, что лётчики накануне
полёта хорошо погуляли. О том, что на самом деле произошло с самолётом,
рассказывает непосредственный участник событий, ныне военный пенсионер Михаил
Андреевич Слободчиков. В 1972 году он был членом экипажа погибшего «Ан-24».
— В то время я служил в 263-м
авиационном полку, который базировался в Храброво, — вспоминает Михаил
Андреевич. — Летал бортмехаником на «Ан-24» (бортовой номер 05), который потом
разбился в Светлогорске. 16 мая 1972 года, буквально за полчаса до вылета, меня
сняли с самолёта. Вместо меня полетел другой бортмеханик — Николай Гаврилюк. И
он погиб. А я остался жив.
—
Почему вас сняли с полётов?
— Накануне командир полка
стукнул о дерево свою машину — «Волгу» ГАЗ-21. А так как я хорошо разбирался в
автомобилях, он поручил мне её отремонтировать. Для этого и снял с полётов — на
целую неделю.
—
Из-за чего самолёт разбился, вы знаете?
— Дело в том, что примерно за
месяц до аварии случился инцидент — в Чкаловске ночью приземлился маленький
спортивный самолётик из Швеции. Представляете? Чкаловск — секретный
стратегический аэродром, там стояли сверхзвуковые стратегические
бомбардировщики «Ту-22». И вдруг совершенно незамеченным садится иностранное
воздушное судно! Утром его обнаружили на аэродроме.
Лётчик-швед попросил
политического убежища в Советском Союзе. В Чкаловск тут же приехали
представители КГБ (комитет госбезопасности) и незваного гостя увезли в Москву.
Оказалось, он угнал спортивный самолётик у его владельца. Какое-то время машина
стояла на аэродроме, закрытая чехлами. Потом приехал хозяин и увёз самолёт
обратно в Швецию, предварительно разобрав на части.
А через месяц подобный случай
произошёл на аэродроме Скультэ под Ригой. Наш экипаж там как раз дежурил. Ночью
нас подняли в воздух, мы часа полтора полетали, и в два часа ночи стали
садиться. Осветили полосу, а там — маленький самолёт...
Командир докладывает: «Не могу
садиться, на полосе самолёт». Ушли на второй круг. А «пришелец» по-тихому встал
в ряд к нашим машинам. На него сначала никто не обратил внимания. Мы сели,
подрулили... Смотрим — иностранный самолёт стоит. И лётчик рядом ходит. Молодой
парень, здоровый такой — под два метра. Блондин. Оказалось, швед. Позвонили в
КГБ. Те забрали его и повезли в Москву.
И вот, уже после второго
случая, командование решило проверить все радиолокационные станции береговой
системы слежения. И выяснить, как иностранные лётчики нарушают нашу границу.
16 мая 1972 года в 6.20 утра мы
прибыли в аэропорт «Храброво». Получили задание. И тут меня снимают с полётов.
Я сдал самолёт бортмеханику Гаврилюку. При этом лётные документы не меняли.
Официально считалось, что в тот рейс летел я. Гаврилюк через неделю должен был
уйти в отпуск.
Металл
горел как бумага
— В 11 часов они взлетели, а в
12.30 уже упали на детский сад. На море в то время опустился туман. «Ан-24»
специально летел на предельно малой высоте — 50 метров над водой. Они держали
связь с берегом, и оттуда им сообщали, видно самолёт или нет. Давали задания:
«Поднимитесь на 60 метров, опуститесь до 50 метров». Так они делали круги над
морем часа полтора. И, видимо, не рассчитав, зацепили берег. Высота обрыва на
берегу моря в Светлогорске 43 метра. И плюс метров семь — сосны. Как раз
получается 50 метров.
Когда пилот услышал удар веток
о самолёт, он рванул штурвал на себя. Вообще любой лётчик штурвал берёт на себя
— чтобы машина ушла вверх. Даже когда пилоты на автомобилях ездят, в экстренной
ситуации, руль тянут на себя. Это — привычка.
А грузовой «Ан-24» очень
тяжёлый, весит 21 тонну. Когда штурвал резко тянешь на себя, он сначала немного
проседает. На большой высоте он незаметно просел бы и ушёл вверх. А тут... Стал
рубить на своём пути всё — деревья, кустарник... Зацепил хвостом землю. Крылья
отломались. Фюзеляж врезался в садик, снёс второй этаж, всё там завалил.
Вылился керосин... Самолёт сгорел полностью. Алюминий пылал как бумага.
Голос
Америки
— Очевидцы крушения
рассказывали, что самолёт летел над парком, прошёл над колесом обозрения
буквально в одном метре! Если бы он зацепился за колесо и упал в парке или на
стадионе, детский сад остался бы цел. Я потом в этом месте всё облазил и видел,
где он срубил верхушки деревьев. По данным замеров, детский сад стоял в 400
метрах от берега.
Погибший экипаж: командир
капитан Вилорий Гутник, второй пилот Виктор Баранов, штурман Александр Костин,
бортинженер Ландрей Лютов, бортмеханик Николай Гаврилюк, борттехник Леонид
Сергиенко, подполковники авиации Лев Денисов и Анатолий Светлов.
После аварии в Светлогорске мы
в 3 часа ночи слушали «Голос Америки». И вот там передают: «В Калининградской
области военно-транспортный самолёт военно-морских сил упал на детский сад.
Состав экипажа — 6 человек». И перечисляют: командир Гутник Вилор Иванович и
т.д. Всех назвали! Фамилии, имена, отчества, год рождения, звание, и даже
сколько детей у каждого осталось. Мы сами друг о друге столько не знали! Мы
думали, что меня зачитают, потому что по документам в самолёте был я. Нет!
Назвали бортмеханика Гаврилюка. То есть в Америке знали всё, что происходило у
нас в 263-м авиационном полку.
Глубокое
опьянение
— После случившегося меня и ещё
двух капитанов повезли в морг госпиталя Саулькина на опознание погибших
лётчиков. Когда мы зашли в комнату, там было восемь носилок с чёрными
обгоревшими трупами. Одежды на них не было.
Два капитана, которые приехали со мной, сразу упали в обморок. И мне
пришлось одному опознавать погибших. Жуть, конечно...
Потом полковник из московской
комиссии дал мне 10 рублей и сказал: «Сходи в магазин, купи водки и сигарет». Я
купил две бутылки водки, пачку сигарет. Прихожу. Он открыл бутылки и одну даёт
мне. А я ведь вообще не пью! Но он мне приказал: «Делай, как я. Надо стресс
снять». И стал пить водку прямо из горла. Я тоже выпил. И не почувствовал
ничего! Будто бы это была простая вода.
Потом меня спрашивали, что
экипаж делал за день до полёта. А 15 мая у второго пилота Баранова был день
рождения, и они всю ночь его отмечали — пили. А утром получили задание на
вылет. При вскрытии у пятерых обнаружили алкоголь в крови. По заключению
экспертизы, экипаж находился в состоянии глубокого опьянения.
И вот этот полковник из Москвы
мне говорит: «Пройдёт 30 лет, только потом можешь рассказать об этом». То есть
результаты экспертизы тогда скрыли. Иначе бы жёны лётчиков не получили никаких
денег за своих погибших мужей, а начальству — головы поснимали. А так —
несчастный случай... Причину, по которой меня сняли с самолёта, тоже утаили. Я
должен был говорить, что якобы у меня поднялось давление, и поэтому отстранили
от полётов.
— Как же экипаж допустили к
полётам — «в состоянии глубокого опьянения»?
— У нас был врач, который сам
любил выпить. Они занесли ему бутылку, он всё и подписал.
— Ясно, что пьянство до добра
не доводит, — качает головой Слободчиков. — В то время мы постоянно летали на
Каспий — за рыбой и чёрной икрой для командующего Балтийским флотом. У местных
рыбаков меняли спирт на осетрину и икру. Привозили в полк по 10 бочек солёной
рыбы и 60 кг чёрной икры! Всё это покрывалось, так как командующий делился с
высшим начальством.
Однажды получили на складе 200
литров спирта и полетели. Прибыли на полигон. А у нас было официальное задание
— облёт района, где проходят стрельбы. И вот мы загрузили на борт 8 бочек
солёной рыбы, бочку чёрной икры. А спирту-то — не меряно! Вечером сели за стол
— командир полка, командир полигона и наш экипаж. И все пили! До 5 часов утра
гуляли!
Только я не пил и второму
пилоту не дал. Ведь, не дай Бог, придёт команда лететь. В общем, налакались они
до чёртиков. В 5 часов утра приходит солдат и говорит: «Вам вылет!» А эти
четверо лежат, как трупы! Мы вдвоём с пилотом загрузили их в самолёт. Запустили
двигатели — и полетели на другой аэродром. Там нужно было взять на борт двух
офицеров-фотографов, которые должны снимать цели (разбитые корабли).
Полагался
год тюрьмы
— С моря заходим на полосу. А
второй пилот, Серёга, молодой парень, только училище окончил. Я его спрашиваю:
«Тебе преподавали, что над водой утром воздух теплее, нас поднимают восходящие
потоки. А как только коснёмся берега, нас прижмёт к земле?» Он отвечает: да,
мол, всё знаю.
Летим. От кромки воды до
посадочной полосы всего 500 метров. И вот, когда опустились на 25 метров, нас
на суше к земле и прижало. Колёсами начали пахать песок. Какие-то секунды — и
разобьёмся. Надо что-то срочно предпринимать! А лётчик молодой — растерялся. Я
у него управление вырвал, и мы полетели на второй круг. Со второго захода сели.
А эти четверо лежат в самолёте — спят. Пьяные вдрызг.
К нам подъехали на машине двое
— капитан и майор. Что делать? Если мы их возьмём на борт, всё откроется.
Пришлось схитрить. Я им сказал, что самолёт не готов к полёту. Стрельбы надо
перенести на завтра. Они так и доложили командованию.
Когда офицеры покинули аэродром,
мы своих товарищей вытащили и отнесли под навес. Под головы я им положил мётлы,
которыми дворники территорию метут. Они так и спали до вечера: вместо подушек —
мётлы. Когда проснулись, я им говорю: «Берите лопатки, пойдём закапывать
траншеи, которые мы пропахали без вас».
...Вот так и возили икру.
Ха-ха... Рисковали, конечно. За каждый килограмм браконьерской икры полагался
год тюрьмы. За каждую голову осётра — 100 рублей штрафа.
Всех
бы расстреляли
— Во время моей службы было
всякое. Однажды нам в самолёт загрузили 12 ящиков. Задание — отвезти их в
Москву. Сопровождали груз двое солдат с автоматами. Взлетели. Внутри самолёта
тепло, а за бортом — холодно. Когда борт нагревается, образуется конденсат и
сверху начинает капать вода. И вот смотрим — из ящиков дым пошёл. В чём дело?
Мы не поймём! Вдруг они взорвутся? Солдаты, которые их охраняют, тоже ничего не
понимают. Мы уже хотели этот груз выбросить. Но тут перестало дымить.
Когда прибыли на место,
рассказали всё полковнику. Оказалось, там в ящиках были какие-то мины новейшего
образца. Если на них влага попадает, срабатывает устройство и влагу
ликвидирует. Полковник сказал: «Если бы вы их выбросили, то и меня, и вас, и
того полковника, который вас не предупредил — всех расстреляли».
Тогда с этим строго было.
Однажды на моих глазах командующий флота уволил командира полка Красовского.
Утром мы должны были лететь из Москвы в Казань. Приезжает командующий, а
командира полка нет. Он гостил в Москве у друга — большого чина. Опоздал на
одну минуту. Так его за опоздание командующий отправил на пенсию и сказал (при
мне): «Если командир полка опаздывает на одну минуту, что тогда делают
подчинённые?»
Сняли
ботинки в воздухе
— Как-то раз везли в Москву
командиров из Германии — капитанов, полковников, подполковников. Летим. Высота
— 300 метров. Вдруг видим небольшое облако впереди. Мы чуть-чуть зашли в это
облако. Как начало самолёт крутить и ломать... За 1 минуту с 300 метров нас
подбросило на 1.500 метров! Самолёт крутится вокруг своей оси, а лететь — не
летит. Попали в вихрь, в самую воронку торнадо.
Моряки, которых мы везли,
сидели на лавочках. Так они с перепугу ботинки вдруг скинули. Я спрашиваю:
«Чего вы ботинки-то сняли?» «По морскому закону. В случае чего, ботинки надо
сбрасывать, чтобы легче было плыть». Но, слава Богу, «плыть» не пришлось.
Покрутило нас, покрутило — и отпустило. А если бы вдруг вниз дувануло —
разбились бы о землю.
...Во время службы всякое
случалось! Дважды садились на одно колесо. Лётчик опытный может этот фокус
сотворить. Самолёт катится, катится на одном колесе, а потом опускается на
повреждённую камеру. Машину разворачивает — и всё. А пассажиры даже не
замечают.
Однажды заходили на посадку в
Девау — окраина Калининграда. Летели на одном моторе — второй был выключен.
Снижаемся. Командир говорит технику: «Включи второй двигатель». А техник
перепутал тумблер и выключил второй двигатель. Мотор заглох. Перед аэродромом
Девау — железная дорога. Мы зацепили одним колесом за рельсу, сорвали её и
упали в кусты. Остались живы, но самолёт разбили.
Потом его восстановили, подняли
в воздух. Он 15 минут полетал и сел. После этого борт списали. Был такой
негласный закон в авиации. Чтобы в отчётах не фиксировать аварию, самолёт
восстанавливали, поднимали в воздух и лишь потом списывали.
Сталинский
сокол
...Михаил Андреевич в самом
начале лётной карьеры, в 1952 году, поступил в офицерское училище,
воспитанников которого называли «сталинскими соколами». Выпускникам училища
присваивали звание лейтенантов. Но в марте 1953 года Сталин умер. После этого
министр обороны Булганин все школы расформировал. Офицерские погоны Слободчиков
так и не получил. Все 15 лет прослужил прапорщиком, пока не ушёл на пенсию в
1975 году. Сейчас военный пенсионер живёт в Мамоново, в доме № 10 на ул.
Артиллерийской. В редакцию «Новых колёс» он пришёл с жалобой на непомерные
аппетиты поставщиков газа.
— Сейчас дом отапливается
сжиженным газом из ёмкости, которая находится под землёй. Жидкий газ очень
дорогой — 68 рублей 90 копеек за кубометр. Зимой мы платим почти 7.000 рублей в
месяц! А природный газ стоит 4 рубля 52 копейки за кубометр. Представляете, во
сколько раз дороже нам обходится отопление! Даже мне, военному пенсионеру,
очень тяжело оплачивать такую коммуналку! Наш микрорайон «Адмирал» включает
шесть бывших казарм. Теперь это жилые дома. В каждом по 80 квартир. Когда я
покупал жильё, городские власти обещали подключить природный газ через месяц.
Но мы ждём уже три года!
Самое интересное, что в ноябре
2011 года на нашу улицу провели коммуникации, дотянули газовую трубу до резервуара.
Казалось бы, дело за малым — пустить газ. Сначала обещали это сделать к выборам
в Госдуму (только проголосуйте за «Единую Россию»), потом — к выборам
президента (только проголосуйте за Путина). А теперь уже говорят, пока ко всем
домам в Мамоново не подведут трубы, и у нас газа не будет.
Думаю, во всём виноваты местные
поставщики сжиженного газа. Они не заинтересованы в том, чтобы у нас был
природный. Стараются выжать из нас эти деньги — до последней копейки.
Вместо
послесловия. «Крест храбрецу»
С января 1967-го по август 1975
года Балтийским флотом командовал адмирал Владимир Михайлин, депутат Верховного
Совета СССР (8-го созыва), кавалер ордена Ленина, трёх орденов Боевого Красного
Знамени, орденов Трудового Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени,
Октябрьской революции, Красной Звезды, польского ордена «Крест храбрецу».
Ни в одной из официальных
биографий адмирала не упоминается о трагедии в Светлогорске. В своих интервью,
даже после ухода на пенсию, Михайлин даже словом не обмолвился о последнем
полёте «Ан-24» (бортовой номер 05). Так что эта публикация в нашей газете —
первый честный рассказ об истинных причинах гибели восьми членов экипажа, трёх
воспитательниц детсада и 23 малышей.
Комментариев нет:
Отправить комментарий