— Сергей Петрович, в
кино вы в основном играете своих современников. Опять же, ваш герой в
«Каменской». А вам не хотелось бы чего-то другого? Классики, например?
— Конечно, хотелось бы! Но уж так
вышло: кинематограф видел меня в качестве современного персонажа. В воображении
режиссеров я часто появлялся как солдат. Чаще всего — рядовой и чаще всего — в
окопе.
— Были и генералом...
— В «Сталинграде» Юрия Озерова я
появился в роли генерала Родимцева. А потом и легендарных полководцев играл:
Михаила Фрунзе, маршала Ворошилова. Но были и другие роли. Что касается
классики, то у меня, считаю, неплохая работа была в «Неоконченной пьесе для
механического пианино», эпизод в «Преступлении и наказании». Маловато, в
общем-то...
— А приходилось вам
играть самого себя?
— Да, в фильме «Журналист». Там были
роли, написанные специально для меня и для Гали Польских. Сергей Аполлинариевич
Герасимов, мой учитель, «Журналиста» снимал в 1965 году. Он заметил, что мы
способны импровизировать, и именно это просил делать. Не жалея пленки, он снял
бесконечное количество дублей и увидел, что во время съемок рождаются новые
повороты, новый взгляд, новые реакции, не предполагавшиеся сценарием. Великое
дело — импровизация.
Еще раз я осваивал ее в картине Шукшина
«Странные люди». Да еще с таким блестящим партнером, как Евгений Александрович
Евстигнеев. Он и репетировать-то одинаково не мог, а тем более играть! Был
свободен, раскован, позволял себе самые неожиданные вещи. Я в ту пору был еще
не очень зрелым артистом и даже пожаловался, помнится, Василию Макаровичу, что
Евстигнеев «помимо текста играет». Отсебятину, мол, несет. А всем известно, что
Шукшин был мастером диалога: все выстроено, выверено, ничего больше не
придумаешь...
— И как же
прореагировал Шукшин?
— Неожиданно сказал: «И ты
импровизируй, а то он перетянет одеяло на себя — и будешь голый!» Не сдавайся,
мол. Ну, я немножко и разошелся. «Ах так?! — думаю.— Ну ладно! Сейчас покажу!»
Непросто было, непросто.
— Как же вы попали в
этот сложный мир?
— Как французы говорят, шерше ля фам.
Надо искать женщину... Это была десятилетняя девочка. Мне было тринадцать. Она
играла в драмкружке Московского Дворца пионеров, а я к ней чувства какие-то
начал испытывать. Она мне так нравилась, что и я пошел в этот драмкружок.
— Первый день на
съемочной площадке помните?
— Конечно, помню! Это была лента
Герасимова «Люди и звери». Я так готовился, так старался, так хотел всех
удивить, показать, какой я неповторимый и талантливый, что абсолютно «замучил»
роль. Зарепетировал, ничего живого в ней не осталось. Играл просто ужасно!
Съемка была отменена, я был повержен: «Из-за меня!» Хотелось утопиться. Вечером
Герасимов, хорошо понимавший мое состояние, успокоил меня. Мы еще
порепетировали, и оказалось, что все гораздо проще и задачи не такие уж
сложные... На другой день пришел, начал играть, и мне говорят: «Ну вот и все!»
С одного дубля пошло. Так бывает со многими молодыми актерами. Не только в
кино, но и в театре.
— У вас есть и
театральный опыт...
— В театре играю немного. Я ведь всегда
работал только в кино. А когда фильмы почти перестали сниматься, актер и
режиссер Андрей Фомин пригласил меня сыграть вместе с Еленой Шаниной и Дмитрием
Харатьяном в пьесе «Нина». Я отравился театральным ядом всерьез и теперь не
очень представляю свою жизнь без сцены.
—
Есть ли у вас любимая реплика, принадлежащая вашему герою?
— У меня есть любимый поэт, которого я
играл, — Сергей Есенин в фильме Сергея Урусевского «Пой песню, поэт!». Пожалуй,
это единственный образ, который не покидает меня и по сей день. После фильма я
очень увлекся Есениным, даже с исследовательской точки зрения. Стал читать и
собирать материалы о нем и о поэтах его круга, о друзьях и женщинах... Это
увлечение переросло в страсть, а страсть привела к работе над созданием
Есенинского культурного центра.
— Давно курите?
— Меня подбил режиссер Зернов для роли
комиссара полиции Ларса Мульгорда в фильме по книге Иоанны Хмелевской. Леша
сказал: «Комиссары полиции все курящие». — «Давай, — говорю, — один некурящий
будет». — «Нет, нет, они все курят». Но мне это так противно!
— А полезные привычки
у вас есть?
— Да. Я живу за городом, в Переделкино,
и мне нравится порядок вокруг дома наводить. Например, зимой, когда снег
выпадает, у меня просто руки чешутся — беру лопату и разгребаю сугробы.
— Какие ценности для
вас главные?
— С возрастом больше начинаешь думать о
том, что прожито, как прожито, где кого обидел, где неправильно поступил, где
позавидовал. Стараешься освободиться от мишуры и глупости. Видите ли, актерская
профессия все-таки связана с очарованием и скорым разочарованием. Кто проще
всего поддается розыгрышам? Актеры. Они верят всему — только скажи им доброе
слово.
— Ваша жена, актриса
Екатерина Воронина, такая же? Где вы познакомились с ней?
— Еще в институте, когда учился на
режиссерском. Я долго за ней ухаживал, не сразу эта крепость сдалась на милость
победителя. Сейчас у нас взрослый сын Никанор.
— По родительским
стопам не хотел пойти?
— Нет, никогда. И мы этого не
подогревали.
— Выходит, не
получается актерской династии. А кем были ваши родители?
— Мама была стеклодувом на ламповом
заводе. Такая мужская профессия, довольно суровая. В горячем цеху работала.
Отец в войну был шофером, а после войны руководил охото-рыболовной секцией
«Динамо». Стал профессиональным охотником. Очень добрые были люди. Семья
дружная, хотя жили в коммуналке, в тринадцатиметровой комнате вчетвером. Было у
нас двадцать пять соседей. Но отец хвалился: «Как же хорошо мы живем!»
— На что вы способны
ради роли?
— Помните фильм «Весельчак»? Там должна
была падать декорация — стена дома, три этажа. И так страшно! С фрагментом
этого фильма я выступаю на встречах со зрителями, и зал всегда замирает. Я играл
сумасбродного кинорежиссера. Надо заметить, что прототипов мне хватало — за мою
долгую жизнь в кино я много перевидал всяких режиссеров. Так вот, декорация
весила около двухсот тонн. Эту стену очень медленно на железных тросах
опустили, нас поставили в проемы окон, а потом стену снова подняли. По
сценарию, стена после взрыва должна была упасть и накрыть тележку «режиссера» и
«оператора», причем таким образом, чтобы мы как раз оказывались в оконных
проемах. Все рассчитано с точностью до миллиметра, главное — не двигаться. Все
кругом были каскадеры, кроме нас — «режиссера» и «оператора». Шаг вправо, шаг
влево — и все! Я попросил стакан водки для храбрости, выпил и пошел. Так уж
задумал наш режиссер, чтобы, когда поднялась пыль, я из этой амбразуры выходил,
вылезал на декорацию и там еще с пистолетом в руках продолжал буянить,
спрашивая, кто это натворил. Вот такое было.
— Прямо-таки подвиг!
— Подвиг не подвиг — это кино. Это
кино!
Мария
Белиловская
Комментариев нет:
Отправить комментарий