Продолжая тему трагедии, которая произошла 29 октября 1955 года на флагмане Черноморского флота линкоре «Новороссийск», «Хроники» публикуют вторую часть интервью с радистом Юрием Николенко, побывавшим под перевернувшимся кораблем и чудом спасшимся.
- После госпиталя мне представили краткосрочный отпуск для поездки на родину, то есть, в Запорожье. Я с удовольствием этим воспользовался. Домой добирался поездом и не без приключений.
- Что могло случиться в поезде с матросом-отпускником? Наверное, с девушкой познакомились?
- Девушка меня ждала в Запорожье. Кстати, ее фотография плавала со мной в море, когда произошла трагедия на линкоре. Но, к счастью, уцелела, только подпись смазалась от воды. Теперь эта девушка – моя жена, вот уже полвека мы с ней вместе. А в поезде было другое. Там я столкнулся с одной стороны с человеческим пониманием и сочувствием, а с другой – с чиновничьей бездушностью.
- И в чем это проявлялось?
- Выдали мне в госпитале воинское требование на приобретение железнодорожных билетов до Запорожья и обратно. Прихожу на вокзал, подаю кассирше. Она посмотрела, говорит: не могу выдать вам билет, печать нечеткая. Я посмотрел – точно, одна печать еле-еле заметна. Как раз на том требовании, что до Запорожья. «Как же быть? – спрашиваю кассиршу, - мне же надо обязательно уехать сегодня. А у меня – ни копейки». Женщина вошла в мое положение, дала добрый совет: «Я куплю вам билет до ближайшей станции, а дальше он может быть вам и не потребуется, объясните ситуацию проводнику и все». Поблагодарил женщину, подхожу к вагону. Стоит детина: «Куда? До Инкермана? Не верю, что-то ты мудришь». И смотрит на меня подозрительно, как на врага народа. Но в вагон все-таки пропустил. Захожу в купе, расположилась семья. Спрашиваю: «Третья полка свободна?». Да, отвечают. Забрался я туда и улегся спать.
- Но поспать спокойно вам не дал проводник?
- Проезжаю Бахчисарай, поезд подходит к Симферополю. Слышу: «Вот он!». Смотрю – стоит проводник, с ним – военный патруль: офицер и два матроса. Требуют у меня документы, я предъявляю и объясняю: вот так и так, требование есть, а печать нечеткая. Еду в отпуск, после «Новороссийска». Смотрю, капитан-лейтенант побледнел, желваки на лице задвигались. Поворачивается к проводнику: «Уйди отсюда!». А матросам приказывает: «Уберите его с моих глаз. Как ты мог, сволочь, так обойтись с матросом с «Новороссийска? Да знаешь ты, что пережил этот человек?!». Проводник испугался, начал оправдываться. Но его никто не слушал, вытолкали из купе. А семья, которая ехала в этом купе, возвращалась из Севастополя, куда приезжала на похороны сына, матроса с «Новороссийска». Как услышали, что я тоже с этого корабля, окружили меня таким вниманием, что мне даже было неловко: накормили, напоили, стали расспрашивать, не знал ли я их сына.
- А проводник не извинился?
- А как же! Проехали Симферополь, стук в купе. Стоит проводник: «Слышь, моряк, извини, идем со мной». Иду за ним. Служебное купе. На столе бутылка, закуска. «Садись, - говорит, - ты прости меня, я ж не знал». «Ты же слушать ничего не хотел», - говорю. «В общем, обратно будешь ехать, билет не бери, сразу садись в мой вагон». Приехал домой, всех повидал и снова в Севастополь. Назначили меня на крейсер «Фрунзе». Тоже команда до тысячи человек. И, как и на «Новороссийске», я попал на командный пост связи. После гибели «Новороссийска» крейсер «Фрунзе» стал флагманским кораблем. На нем я и служил до демобилизации.
Радист командующего флотом Касатонова
- Чем запомнились вам годы службы на этом корабле?
- Разное было за эти годы. Ну, вот, скажем, наш поход в Египет. Каждый корабль в мирное время ходит по учебному расписанию. У него определенный личный состав и т.д. В случае же военных действий личный состав корабля доукомплектовывается. Когда была израильская агрессия в Египте, Насер запросил помощи у Советского Союза, у нас сразу на всех кораблях митинги провели в поддержку Египта. Утром просыпаемся – ступить негде. Все палубы заняты новичками. Под головой мешок, накрыт шинелью. За ночь провели мобилизацию. И тут же приказ: выдать всем оружие. В корабельном арсенале на каждого члена экипажа имеется оружие, в зависимости от звания и т.д. Я был старшим команды, мне выдали пистолет Стечкина.
- Вооружили экипажи и в поход?
- Да. Два крейсера и две бригады эсминцев. Это 12 кораблей. По-моему, это был 57-й год. Два крейсера – «Фрунзе» и «Куйбышев». Они совершенно одинаковые. Вооружение хорошее. Дошли мы до Новороссийска и вдруг получаем телеграмму. Мы, связисты, первыми все новости узнавали. Телеграмма правительственная. В ней приказ: временно прекратить движение. И мы становимся на внешнем рейде в Новороссийске. Весь этот отряд. Видно, арабам доложили, что с Хрущевым шутки плохи. Короче говоря, простояли мы несколько дней, поступил приказ: вернуться в порт базирования. Разворачиваемся и шуруем в Севастополь.
- Моряки довольны были таким оборотом событий?
- Конечно! Кому же охота лезть под пули. Я продолжал служить на «Фрунзе». Меня определили радистом к командующему флотом Касатонову. Радист должен быть на мостике рядом с командующим. Там нас было трое, по сменам работали. Как только флот выходит на учение, командующий поселяется на нашем корабле.
- А кто был командиром крейсера?
- Серов. Хороший дядька, но крутой. Начались учения, выходим с базы, объявляется атомная тревога, угроза атомного нападения. Все корабли еще котлы не разводили, на дизелях выскакивали в море, а там уже на ходу запускали котлы и т.д. У каждого корабля была своя точка базирования. Кто в Румынию, кто куда. Разбегались все, чтобы флот «разбрызгать», чтобы не дать погибнуть всему флоту. Ну, разбежались…
- Вы передавали распоряжения командующего на корабли?
- Да. Обычно он давал мне текст радиограммы, я ее передавал. То ли отдельным кораблям, то ли по дивизии, то ли по флоту. Мое дело зашифровать и передать. А тут вдруг он дает мне шифр, который означает снова «атомную тревогу». Только же собрали корабли, а он опять – «атомная тревога». А мы уже вошли в зону действий подводных лодок противника. По плану учений. Я не первый раз ходил, знал, какая команда следует за какой. Сейчас должны перестроиться в противолодочный маневр. То есть, крейсеры становятся в кильватер, а эсминцы вокруг. Прикрытие от лодок. Вот такая команда должна была бы быть.
- И вы свои сомнения в правильности радиограммы высказали Касатонову?
- Нет, ничего я не высказывал, я просто спросил: «Разрешите передавать?». «А тебя на кой х…й поставили сюда? – слышу в ответ. – Чтобы глупые вопросы задавать?». «Есть передавать!» - отвечаю. Передаю и дополнительно от себя добавил: сигнал повторить. А если радист повторяет сигнал, он обязательно запишет себе в журнал. Потом, когда следствие начнется, я себя обезопасил. Передал я шифровку, а на кораблях тоже в недоумении: только собрались до кучи и опять разгоняют. Явно здесь что-то не то. И все корабли уже отвечают: есть! И как лупанут! Командующий в кресле наблюдает и ко мне: «Вы что передали?». «То, что вы мне дали», - отвечаю. «Командира БЧ-4 ко мне!». Прибегает командир БЧ-4: «Вы кого здесь мне поставили? Убери его и посади в карцер!». И я оказался в карцере.
- Пострадали от произвола высокого начальства…
- Через сутки приходит командир БЧ-4: давай, иди, товарища на посту надо сменить. Я собираюсь, иду на пост. Заходит командующий: «Ты же должен, по-моему, сидеть в карцере». Я объяснил, почему я здесь. «Как же ты мог передать такую команду?». Я говорю: «Я передал то, что вы мне дали. В журналах это отмечено, можно проверить». «Как?!» Я говорю: «Давайте так – вы не адмирал, я – не старшина. Просто два мужика: один в возрасте, а другой помоложе. Можно так?».
- И адмирал снова послал вас куда подальше?
- Нет, помолчал, потом: «Ну-ну, давай». Я говорю: «Я уже четыре года отслужил, я могу уже командовать флотом». «Да ты что?» - удивился адмирал. «Конечно» - говорю. «Ну, представьте себе: у меня вы уже третий командующий. Ну, зачем, говорю, вы лезете в область вам незнакомую. Вы же всегда даете мне команду, я ее шифрую, передаю. А тут вы даете команду зашифрованную. Вы помните, что вы назвали?». «А что? А ну, покажи…».
Я ему напоминаю: «Вы мне дали шифр, которые отличается от той команды, которую надо было передать, одной буквой. Я еще спросил вас: разрешите передавать? Что вы мне ответили? Послали подальше. Вот я и попал в карцер. Потому что вы адмирал, а я – старшина. И я позволил задать вам вопрос».
«Да.. Ну, ты…! А куда ты собираешься после службы? Давай мы тебе напишем характеристику и поедешь в военное училище. Из тебя хороший офицер получится». А я говорю: «Спасибо, товарищ адмирал. Если бы не «Новороссийск», может, так и было бы. А теперь – нет». «Так ты с «Новороссийска?» - уже другими глазами посмотрел на меня адмирал. «Так точно!» - отвечаю.
- И что адмирал?
- Он встал передо мной: «Извини, матрос!». Вот такой разговор у нас был с адмиралом Касатоновым. Мне это запомнилось. И еще один эпизод, связанный со службой на крейсере «Фрунзе» остался в моей памяти. «Фрунзе» - относительно легкий корабль. Мы на нем ходили по всему Черному морю, до самой турецкой границы. И вот как-то нас срочно снимают с учений и в Новороссийск. А были мы на флотских учениях, в составе всего флота. Снимают нас с учений, команда: возвратиться на базу, подготовиться к выполнению государственного задания. Мы начали гадать: что бы это могло быть?
«А «Фрунзе» - флагманский корабль. Постоянно, когда выходили в море, у нас был штаб флота. И командующий флотом был с нами на корабле. А я же у него был личным радистом. Он сидит на мостике командующего, а я – рядом.
Посланцы Хрущева
- И какое же государственное задание предстояло?
- Приходим мы в Новороссийск. Обычно все суда, которые туда приходили, в том числе и иностранные, становились всегда на внешнем рейде. А нас пришвартовали вплотную к стенке. Мы знали - едет правительственная делегация. Подходит колонна легковых автомобилей. Штук сто машин. Подъехали, остановились, поднимаются на корабль. Среди приезжих Броз Тито. Его машину поднимают на корабль, ставят на площадку, закрепляют.
- Югославская делегация?
- Да. Президент Тито с женой был. Еланка Брос, черная такая, красивая дама. Моложе него. Он – в военной форме. И Микоян его сопровождает. Он тогда был первым заместителем Председателя Совета Министров СССР. А председателем тогда был Хрущев. Поднялись они на корабль, их разместили по каютам.
- Много было сопровождающих у Тито?
- Корреспондентов было много. Там такое творилось! Каждый хотел, чтобы его сообщение было первым. Все толкаются возле радиорубки. А я принимаю у них эти послания. Корреспондент «Правды» говорит: «Вы первым делом передавайте сообщения советских журналистов». Я так и делал. Там специальную аппаратуру поставили, буквопечатающую. Потом для гостей на корабле устроили пышное угощение.
- Крейсер шел с сопровождением?
- Нас охраняли два эсминца. После угощения все вышли на палубу навеселе. Выступал с концертом ансамбль Черноморского флота. Поднялись на палубу и Тито с Микояном. Свободные от вахт моряки тоже высыпали на палубу послушать концерт. Микоян вышел, немного поддатый, веселый, обратился к собравшимся: «Давайте, моряки, споем «Раскинулось море широко». Погода была чудесная, тихая. Микоян запел и подхватили все. Микоян начал как бы дирижировать. А Йосиф Броз Тито сидел в кресле, наблюдал, и довольно улыбался. Отвезли мы их в Сочи и вернулись в Севастополь. А на память у меня осталась фотография.
- Как складывалась ваша жизнь после армии?
- Устроился на «Коммунар» в инструментальный цех слесарем-инструментальщиком, где и проработал до самой пенсии.
- Я вижу у вас на стене увеличенную фотографию «Новороссийска». Не забываете?
- Как можно! Это же моя судьба. Собираю всю литературу, где речь идет об этой катастрофе. Может, все-таки когда-нибудь откроется вся правда о ней.
- С ветеранами «Новороссийска» связь поддерживаете?
- Ежегодно собираемся в Севастополе. Возлагаем цветы к памятнику погибшим и спускаем венки в море, на месте гибели линкора. Я, правда, в последние годы не езжу, возраст не тот. Но каждый год 29 октября я обязательно поминаю погибших моих товарищей и отмечаю свой второй день рождения. Ведь в тот трагический день, благодаря судьбе, я остался жив. Такое не забывается.
Комментариев нет:
Отправить комментарий