Вот как описывал Алексей Толстой
одно из развлечений царя Петра Алексеевича. «Растянувшись по всей улице,
медленно ехали телеги на свиньях — по шести штук; сани на коровах, обмазанных
дёгтем, обваленных перьями; низенькие одноколки на козах, на собаках. В санях,
телегах сидели люди в лыковых шляпах, в шубах из мочальных кулей, в соломенных
сапогах…
На иных были кафтаны из пёстрых лоскутов, с кошачьими хвостами и лапами.
На иных были кафтаны из пёстрых лоскутов, с кошачьими хвостами и лапами.
Щёлкали кнуты, свиньи визжали,
собаки лаяли, наряженные люди мяукали, блеяли, — красномордые, все пьяные.
Посреди поезда пегие клячи с банными вениками на шеях везли золотую царскую
карету. Сквозь стёкла было видно: впереди сидел молодой поп Битка, Петров
собутыльник… Он спал, уронив голову. На заднем месте — развалились двое:
большеносый мужчина в дорогой шубе и в колпаке с павлиньими перьями и — рядом —
кругленькая жирненькая женщина, накрашенная, насурмлённая, увешанная серьгами,
соболями, в руках — штоф. Это был Яков Тургенев — новый царский шут из Софьиных
бывших стольников, променявший опалу на колпак, и — баба Шушера, дьячкова
вдова. Третьего дня Тургенева с Шушерой повенчали и без отдыху возили по
гостям.
За каретой шли оба короля —
Ромодановский и Бутурлин и между ними — князь-папа „Святейший кир Ианикита
препшургский“ — в жестяной митре, красной мантии и с двумя в крест сложенными
трубками в руке. Далее кучей шли бояре и окольничие из обоих кремлёвских дворов.
Узнавали Шереметьевых, Трубецких, Долгоруких, Зиновьева, Боборыкина… Срамоты
такой от сотворения Москвы не было…
Комментариев нет:
Отправить комментарий