ДЕЛО ИЗВЕРГА. Как британская полиция расследовала злодеяния нацистского преступника, участвовавшего в массовых расстрелах людей

В 1954 году в польском клубе Бирмингема англичанка Барбара Кингстон познакомилась со своим будущим мужем Станиславом Хржановским. Он вырос в городе Слоним на западе современной Беларуси,  в годы войны регион на три года попал под немецкую оккупацию.

По словам Хржановского, когда началась война, он работал на лесопилке. В 1943 году немецкие оккупационные власти заставили его стать охранником в городском совете. В 1944 году он сбежал, попал в плен, а затем вступил в польскую армию, воевавшую против Германии на стороне западных союзников. В 1946 году, после установления в Польше просоветского режима, он вместе с другими польскими солдатами прибыл в Великобританию.

Хржановский рассказывал эту историю жене и ее детям, дочери Барбаре и сыну Джону. У них не было оснований ему не верить.

Джону было девять лет, когда он познакомился с Хржановским. Сначала мальчик ладил с отчимом, но потом тот стал проявлять жестокость. Хржановский приносил с фабрики, где работал, куски резиновой ленты и бил ими Джона. После этого у мальчика оставались шрамы. «Расти рядом с ним было кошмаром. Он был очень опасным человеком», — говорил позже Джон журналистам «Би-би-си».

Перед сном Хржановский рассказывал ему истории о том, что происходило в Слониме во время войны. Он описывал, как людей допрашивали и пытали; как младенцев хватали за ноги и били об угол здания — и мог это даже показать. Хржановский уверял, что лишь наблюдал за всем этим, но с годами Джон стал подозревать, что его отчим сам принимал участие в казнях.

Спустя годы Кингстон сообщил о рассказах отчима полиции. Хржановского опросили, но не стали ни в чем обвинять

В 1988 году Кингстон увидел в газете объявление о поиске доказательств против предполагаемых нацистских преступников. В объявлении говорилось, что британские власти получили от Центра Симона Визенталя список людей, которые могли быть причастны к убийствам в Германии или на оккупированных территориях во Время второй мировой войны, а позже перебрались в Великобританию.

Кингстон вспомнил истории, которые отчим рассказывал ему на ночь, — и сообщил об этом в полицию. Хржановского вызвали на опрос. Но полиция так и не дала ход делу, сославшись на недостаток доказательств. До того, как стало известно, что расследование остановлено, Хржановский успел подать документы на российскую, польскую и канадскую визы.

Пока британские власти проверяли предполагаемых нацистских преступников, несколько бывших сослуживцев Хржановского, вместе с ним перебравшиеся в Великобританию, умерли. Один из них, у которого Хржановский был свидетелем на свадьбе, покончил с собой. Еще один попал в тюрьму — Энтони Савонюк из города Домачево на западе Беларуси. В 1999 году он получил два пожизненных срока за убийство евреев во время войны. Он умер в тюрьме.

Кингстон ездил в Слоним, чтобы узнать правду о прошлом отчима. Там Хржановского опознали как участника казней

Хотя британская полиция свое расследование против Хржановского прекратила, его пасынок продолжил свое собственное. Он сделал копии военных фотографий отчима и в 1996 году поехал с ними в Слоним. Местная жительница Александра Далецкая узнала на фото полицая «Стасика», который во время войны застрелил ее мужа. Житель Слонима Казимир Адамович заявил, что видел, как однажды «Стасик» за три дня расстрелял 50 человек. Это доказывало, что Хржановский не просто наблюдал за массовыми казнями в Слониме, а участвовал в них.

Также Кингстон пришел к выводу, что Хржановский не сбегал от нацистов. По всей видимости, он вместе с немецкими войсками ушел из Слонима в 1944 году и был направлен в восточную Францию сражаться в рядах войск СС. Когда немцы капитулировали, он оказался в плену и только тогда заявил о переходе на польскую сторону.

Вернувшись в Великобританию, Кингстон связался с Хржановским. Тот все отрицал. Это был последний разговор пасынка и отчима.

С учетом новых фактов, собранных Кингстоном, британская полиция снова опросила Хржановского. И снова не стала предъявлять ему обвинения, сославшись на недостаток улик. Кингстон был разочарован и прекратил попытки привлечь отчима к ответственности.

Спустя год расследование против Хржановского начали в Германии. Сам он умер, так о нем и не узнав

В 2016 году корреспондент «Би-би-си» Ник Саутхолл наткнулся на несколько статьей о пожилых людях, осужденных в Германии за преступления времен Второй мировой войны. Саутхолл знал о расследовании, которое вел Кингстон, и решил его возобновить. Журналист убедил британского исследователя Холокоста Стивена Анкера помочь ему. Тот через источники в Беларуси получил копию справки КГБ с именами и датами рождения некоторых людей, которые были полицаями во время войны. Хржановский был в этом списке. Также в списке оказались люди, фамилии которых он упоминал в разговорах с пасынком.

Сведения, которые собрали Кингстон, журналисты «Би-би-си» и Анкер, заинтересовали правоохранительные органы Германии. Там начали расследование в отношении Хржановского как предполагаемого бывшего участника немецких полицейских и военных подразделений. Следователи сосредоточились на информации о том, что зимой 1942 года он убил в Слониме более 30 мирных жителей.

Хржановский был первым гражданином Великобритании, чьи предполагаемые преступления во время Второй мировой войны стали расследовать в Германии. Но сам он умер в октябре 2017 года, так и не узнав об этом. А спустя полгода умер и Кингстон. Он завещал передать все доказательства, которые собрал против отчима, журналисту Нику Саутхоллу.

Среди собранных материалов была аудиокассета с записью одного из разговоров Хржановского и Кингстона (Кингстон записывал эти беседы, надеясь позже использовать их в качестве улик). В беседе Хржановский заявил о неком «английском секрете», который он хранит.

Чтобы понять, что это может быть за секрет, Саутхолл просмотрел сотни архивных кинохроник, пытаясь отыскать там Хржановского. И в конце концов нашел — на кадрах, снятых в марте 1954 года в лагере Мариенфельде в Западном Берлине, который власти ФРГ открыли для приема беженцев из ГДР. В расширенной версии этой хроники удалось найти еще четырех мужчин, которые были на фотографиях из архива Хржановского. Двое из них находились вместе с ним в Слониме во время оккупации, еще двое — вероятно, после перехода на сторону Польши.

Саутхолл обратился к профессору Университета Брэдфорда Хассану Угайлю, специалисту в области компьютерного анализа лиц. Он подтвердил, что на пленке из Западного Берлина снят именно Хржановский и люди, которые с ним ранее фотографировались.

После войны в лагере Мариенфельде работали агенты американской, французской и британской разведок. Они собирали информацию о советских вооруженных силах в ГДР. Три эксперта по безопасности и разведке, ознакомившись с биографией Хржановского, допустили, что он мог работать на британскую разведку. Знание русского, польского и немецкого, а также навыки в радиосвязи могли сделать его полезным агентом в Восточной Европе. Если это было так, британские спецслужбы знали о прошлом Хржановского и могли дать ему гарантии безопасности, считают историки Стивен Доррил и Энтони Глис.

При этом историк Пол Мэддрелл заявил «Би-би-си», что не увидел доказательств связи между Хржановским и спецслужбами какой-либо страны. Британские власти на вопрос об этой связи не ответили.

После войны в Великобританию могли приехать тысячи бывших коллаборационистов. Но преследовать их уже поздно

Если Хржановский и другие люди, сотрудничавшие с немецкими нацистами, действительно позднее работали на британскую разведку, — это «пятно позора» для Великобритании, заявил «Би-би-си» директор иерусалимского отделения Центра Симона Визенталя Эфраим Зурофф. Депутат британского парламента Роберт Халфон пообещал обратиться в парламентский комитет по разведке и безопасности с требованием выяснить, имело ли место такое сотрудничество.

Историк Мартин Дин, который работал с британской полицией при расследовании военных преступлений, рассказал «Би-би-си», что в конце Второй мировой войны к польским военным частям присоединились около 50 тысяч коллаборационистов. Около трети из них осели в Великобритании. По оценке Дина, среди этих людей оказались более 30 выходцев из Слонима. Но большинство из них, вероятно, уже умерли.

Открытый источник

На каждый квадратный километр – 70 оборванных жизней. Какой ровавый след оставила на Слонимщине война 

От фашистского геноцида, по данным Национального архива, в Слонимском районе пострадала 31 деревня.

Великая Отечественная война оставила кровавый след на Слонимщине: здесь были убиты, замучены и сожжены около 50 тысяч человек, из них порядка 45 тысяч – мирные жители. От фашистского геноцида, по данным Национального архива, пострадала 31 деревня, пять из них сожжены вместе с жителями. В фашистское рабство угнаны более 2200 человек.

– Во время Великой Отечественной войны захватчики целенаправленно осуществляли свой план уничтожения белорусского народа, – рассказывает прокурор Слонимского района Виталий Бабарика. – В скорбном списке уничтоженных вместе с жителями населенных пунктов – слонимские Хатыни: Окуниново, Боровики, Заводный Лес, Василевичи, Рудня, Павловичи, Низ и другие деревни. Где-то сельчан сжигали заживо, где-то расстреливали, а дома сжигали. Также на территории нашего района было гетто, самое массовое – Чепелевские поля, где были расстреляны 30 тысяч евреев, на Петралевичской горе – более десяти тысяч и в урочище Морги – порядка двух тысяч.

Прокуратура района совместно с районным отделом Следственного комитета провели большую работу по уголовным делам по факту массового уничтожения мирных жителей деревень Слонимщины. К жутким, леденящим душу фактам прибавились новые. Они дополнят главы книги «Память».

Краевед рассказывает, что по итогам карательной операции «Гамбург» слонимский гебитскомиссар Эрин сделал отчет, якобы во время операции были уничтожены 1676 партизан. Но эта цифра липовая, потому что боев как таковых здесь не было. А всю свою ярость каратели обрушили на местное население. 

Вот вторая цифра в отчете верная: полегли 1510 мирных граждан, якобы сочувствующих партизанам, несколько тысяч евреев, 30 цыган. На каждый квадратный километр слонимской земли приходится 70 оборванных в годы военного лихолетья человеческих жизней. Из сорока четырех тысяч погибших мирных жителей – семь тысяч детей!

Горел Заводный Лес

…Самое южное селение Слонимщины словно пунктир: небольшое количество хат, болотистые пролески, снова хаты среди леса. Леса, болота, автомобильные и железные дороги делали эти места удобными для действий партизан.

Изначально деревня называлась Волчьи Норы, так как здесь было много волков, но позже ее переименовали в Заводный Лес – по названию завода на границе Слонимского и Ивацевичского районов, где варили смолу и изготавливали скипидар вплоть до начала девяностых годов прошлого века. Деревня стала своеобразным буфером в партизанскую зону, расположенную в урочище Волчьи Норы. Недалеко от нее располагался партизанский «военкомат»: каждый, кто изъявлял желание влиться в ряды народных мстителей, должен был пройти через него.

В апреле 1942 года Александр Рыло из деревни Сучки (позже переименованной в Колосово) организовал первую партизанскую группу в урочище Липники, в число которой вошли девять «восточников» – красноармейцев, не вышедших из окружения, а вскоре к ним стали присоединяться местные парни. Группы были малочисленные, но покоя врагу не давали…

И враг начинал действовать. В конце августа – начале сентября 1942 года фашисты провели карательные акции в Заводном Лесу и на соседних окуниновских хуторах – расстреляли и сожгли живыми более полутора сот человек, в том числе детей.

– Точное количество погибших неизвестно, – рассказывает краевед Алла Кононович, которая всю жизнь проработала в Партизановской сельской библиотеке и по крупицам собирала материал о героях и трагедиях войны в здешних местах. – На сегодняшний день нам известно о 121 заживо сожженном жителе, однако их могло быть больше. Заводный Лес представлял из себя вытянутую нить домов, расположенных на удалении друг от друга. Фашисты загоняли в дома и сараи стариков, женщин, детей и обрекали их на мученическую смерть. 

Несколько семей отпустили, так как за них поручился сельчанин, имевший родственников в Германии. Также чудом уцелел подросток Кирилл Бута, которому удалось вырваться из пекла живым. Какое-то время он прятался на окуниновских хуторах, которые, к слову, сожгли на следующий день. Но он успел предупредить людей, и благодаря этому одна семья успела спастись. Останки погибших перезахоронены в братскую могилу в начале 60-х.

Также Алла Александровна слышала от старожилов, что в день трагедии над лесом и деревней летал самолет и сбрасывал бомбы. Бежать было некуда: повсюду стояли немецкие пулеметы. Марии Бахур удалось убежать с дочкой и семимесячным сыном. Она вспоминала, что после облавы немцев они наведались в деревню, где «даже деревья стояли без листьев – обожженные, и торчали на пепелищах оголенные печи»…

По рассказам свидетельницы расправы Лидии Гайдук, первый раз немцы приезжали в деревню в середине лета 1942 года, но никого из сельчан не тронули. Застрелили цыганку с детьми, которые шли по дороге. А в конце августа – начале сентября 1942-го (точная дата неизвестна) случилась кровавая облава.

– Немецкие машины заехали со всех сторон деревни, и самолет все время кружил, – вспоминала Лидия. – Немцы сразу стали палить хаты. Людей в хатах закрывали и палили, некоторых расстреливали. Нашу семью погнали в конец деревни, где был большой сарай. Вокруг уже были установлены пулеметы. Три или четыре семьи, в том числе нашу, почему-то отпустили, а остальных закрыли и подожгли…

От рук фашистов во время облавы в деревне Заводный Лес погибли пять членов семьи Павловских, пять других были в партизанах. Павел Павловский вместе с родными обеспечивал отряд имени Щорса оружием, а после ухода отряда на восток организовал группу из 92 человек, которая присоединилась к партизанскому отряду «Советская Белоруссия».

– Зверства оккупантов вызывали чувство ненависти к врагам и пособникам, – продолжает Василий Афанасик. – Неудивительно, что именно здесь, недалеко от Заводного Леса, из отдельных партизанских групп был создан первый партизанский отряд имени Щорса, которым командовал офицер Красной Армии Пронягин. С одной стороны партизанская база прикрывалась болотом, с другой – и поныне сохранившимися N-образными окопами. Партизаны вели активную подрывную работу.

Позже в урочище Волчьи Норы были созданы несколько партизанских бригад, подпольный райком партии, начала выходить подпольная районная газета.

И сегодня видны поросшие травой землянки и окопы, огромные бомбовые воронки. Старожилы рассказывали, что здесь проходили жесточайшие бои во время карательных блокад партизанской зоны.

После войны деревня частично возродилась. Здесь селились в основном те, кто трудился на смолзаводе. О жуткой трагедии напоминает обелиск на опушке леса. В деревне есть и захоронение 35 партизан бригады имени Рокоссовского, погибших во время боя на границе Ивацевичского и Слонимского районов. Сюда в скорбные даты и дни памяти приезжают неравнодушные люди всех возрастов, которые трепетно хранят память об ушедших земляках и бесконечно дорожат мирным небом над головой.

Взрослых сжигали, детей расстреливали…

21 сентября 1942 года каратели нагрянули в небольшую деревню Серки. Окружив ее со всех сторон, взрослых сжигали живьем, а детей расстреливали за огородами. Погибли 27 человек. Обливаясь слезами, оставшиеся в живых односельчане хоронили на местном погосте растерзанных детей. В их могилу насыпали немного пепла, – частичку праха родителей. И хотя в деревне нет обелиска, сельчане передают эту жуткую историю из поколения в поколение и молятся за всех безвинно убиенных. Об этом могут рассказать уроженец деревни Яков Сахонь и его супруга Татьяна.

Более ста семей фашистские нелюди уничтожили в ходе карательной акции на хуторах вокруг Окуниново 23 сентября, в этот же день расстреляли 17 жителей деревень Боровики и Ветеневка. Их трупы кинули в старый колодец в урочище Липники. Среди убитых была жена советского офицера и ее сын, весьма уважаемый в этой местности врач, расстрелянный вместе с женой и пятью детками. Место, где они похоронены, и ныне люди называют «докторова могила».

– А вот Партизановку (тогда Плешки) в тот раз фашисты не тронули, – рассказывает Алла Кононович. – Жителям, по рассказам старожилов, удалось спастись благодаря случаю. Когда всех выстроили для расстрела, сюда приехал какой-то высокопоставленный немецкий начальник. Его «эмка» застряла в грязи на подъезде к населенному пункту. Несколько мужчин вынесли машину на дорогу на руках. В благодарность тот отменил приказ о расстреле. Однако Плешки все же сожгли позже, в феврале 1944 года, во время боя партизан с кабардино-балкарским вооруженным формированием, которое воевало на стороне оккупантов.

Василевичи, Павловичи, Низ – первые жертвы операции «Гамбург»

Бесчинства фашистских извергов на Слонимщине усилились в середине декабря 1942-го, когда в ходе карательной операции гитлеровцев и их местных пособников «Гамбург» за один день было уничтожено сразу несколько деревень. Эта чудовищная операция была направлена на уничтожение партизанских лагерей, действующих в лесах. В ней участвовали литовские и латвийские полицейские батальоны. Деревни буквально стирали с лица земли.

16 декабря не стало деревни Василевичи. Ее расстреливали дважды: сперва для устрашения убили 14 мирных жителей, затем, 16 декабря, расстреляли остальных. Людей согнали в сарай с необмолоченным зерном. Собирались их там жечь живьем, но пожалели… зерно (!), отогнали на так называемые шведские могилки и расстреляли.

…Через березовый пролесок дорога ведет к обелиску деревни Павловичи. Здесь в братской могиле покоятся 276 мирных жителей, их имена выбиты на плитах.

– Людей из Павловичей и окрестностей согнали якобы на собрание, – рассказывает краевед Василий Афанасик. – Деревню окружили, чтобы никто не смог вырваться. Зверствовали не только немцы, но и местные полицаи, и так называемые «черные», которые в 1942 году пришли сюда с Кавказа и служили немцам. Не жалели никого: ни стариков, ни детей.

Василию Владимировичу довелось побеседовать с одним из жителей деревни, который избежал страшной участи. Мужчина рассказал ему такую историю:

– Я был тогда маленьким. Но помню, что рядом с нашим домом было гумно с зерном, его охранял немец, который приходил к нам за едой и шнапсом. И когда началась облава и всех погнали к месту гибели, этот немец всю нашу семью затолкал в гумно и закрыл на замок. Так мы остались живы. Все же остальные земляки полегли как один.

…Напротив деревни Низ, которая раскинулась в самой низине левобережной Щары, с первых дней войны была танковая переправа через реку. А рядом, где глубже, – переправа паромная. Накануне Великой Отечественной здесь жили более трехсот человек. После карательной операции «Гамбург» 16 декабря деревни не стало. 296 сельчан – от грудных детей до стариков – по доносу предателя полегли в двух местах казни. Позже все земляки упокоились в одной братской могиле на местном кладбище, которое расположено в нескольких десятках метрах от одного из мест расстрела мирных жителей.

Вот что рассказала жительница деревни Мария Харитончик:

– Отец мой немного разговаривал по-немецки. И когда немец зашел в дом и приказал выходить по три человека, он пытался с ним договориться по-немецки, но немец был непреклонен. Взял двух девочек и вывел на улицу. Я с двумя маленькими детками вышла следом. Успела дважды перекреститься, раздались выстрелы. Деток не стало… Меня подвели к стене. Выстрел в затылок – пуля вышла через рот, выбила зубы. Второй выстрел пришелся в ребенка, которого я держала на руках. Пуля пронзила малышку и вошла в мою руку. Третий выстрел – пуля прошила рядом стоящую дочку и вошла в мою ногу…

Когда Мария через несколько часов пришла в сознание, то истекала кровью. С большим трудом доползла до своего дома. Через несколько дней немцы разрешили похоронить погибших, собрав жителей окрестных деревень. И когда местный полицай и солтыс ехали по растерзанной деревне на санях, увидели, что над одним из домов кружится-кричит черная птица. Решили, что кто-то из детей остался жив. Когда вошли в дом, увидели женщину без сознания. Это была Мария. Солтыс предложил добить, чтобы не мучилась, а полицай, у которого, возможно, на мгновение проснулось что-то человеческое, ответил: «Раз уж выжила – пусть живет».

Деревня Низ сегодня – меньше 10 жителей. Мария Смарчок с мужем, выйдя на пенсию, вернулась в отчий дом. Сперва планировали домик обустроить под дачу, но корни оказались настолько сильны, что, как говорит она, «не выкаранить».

– Раньше по вечерам вся деревня собиралась в нашем доме на вечерки, – рассказывает женщина. – А мы, дети, залазили на печку и слушали. Мой дед Леон Олизар чудом остался жив во время карательной операции. Он пек хлеб для партизан, а его сыновья (мой 14-15-летний отец и его брат) должны были доставлять хлеб партизанам. Баба Женя не пускала сыновей, переживала, но дед погрузил хлеб и сказал: пусть везут. Хлопцы только уехали – приехали фашисты, деревню окружили и согнали всех в дом, где была контора. А жителей другой улицы согнали в другой дом. В той «мясорубке» погибли четверо младших детей дедушки и жена Женя. Дед чудом остался жив. Пришли люди хоронить мертвых, достали деда из-под трупов, а он жив – его ранило выстрелом в затылок…

Из жителей деревни Низ живыми остались Катерина и ее четверо детей. Им удалось спрятаться на чердаке, и поляк, который проверял хаты и обнаружил их, не выдал полицаям.

В скорбный список жертв фашистских оккупантов попала и деревня Голи, которую сожгли дотла…

Окуниново. Ручьем багряным кровь текла…

25 декабря 1942 года вторая волна карательной операции «Гамбург» унесла жизни более пятисот мирных жителей деревень Верболоты, Боровики, Окуниново, Требушки (Мирное). В этот скорбный день здесь ежегодно проходит мирная патриотическая эстафета Памяти.

…Рождественское утро 25 декабря 1942 года для жителей деревни Окуниново началось как обычно на оккупированной территории. Тревожно на душе было у многих. Ведь накануне в деревню приходили фашисты и предупредили: завтра всем быть на месте. Объявили, что запланирована операция против партизан, а сельчан попросту эвакуируют. И люди поверили, остались дома.

Приехав в деревню, каратели повсюду установили пулеметы и стали выгонять жителей на улицу, к саду, что в конце деревни. Кто не мог идти по причине болезни или возраста, убивали на месте. Кто брел медленно – подгоняли прикладами. Спросили, есть ли родственники в Германии, и несколько семей отпустили. А потом на легковой машине приехал рослый эсэсовец и приказал не щадить никого. 




– Когда двух человек застрелили, остальные, поняв, какая всех ждет участь, бросились бежать, но не тут-то было: везде сельчан встречал пулеметный огонь, – рассказывает краевед Василий Афанасик. – Из 315 человек навсегда «скосило» в саду и болоте 299, выжило всего 16. Среди них Иван Рубец, Александр Подрецкий, Мария Кононович, Зина Савицкая, Нина Дубровка (Кулина) и другие. Они выжили, чтобы рассказать правду новым поколениям об ужасах фашизма. 

Вот что вспоминал о той жуткой трагедии житель деревни Иван Рубец, чей рассказ записан в книге «Память» Слонимского района:

– Нас отогнали метров на семьдесят от дороги к саду и сперва положили на землю двоих: старика и военнопленного. Когда их пристрелили, толпа кинулась кто куда. Но вокруг сада и деревни сидели засады, пулеметы стояли. Куда б ни побежал – тебя везде встречала пуля. Кто убегал – тот не убежал… 



Я держал дитя, около двух лет, девочку. Пуля попала мне в руку, и ребенок выпал. Я отбежал метров семь-восемь, упал в старую яму и рядом упала девушка из Окуниново. «Маруся, ты живая? – спросил я. – «Живая», – ответила она. – «Если живая, молчи, не шевелись». А с другой стороны другая девушка легла. Если бы знал, что живая, тоже предупредил бы. Когда все стихло, они ходили, добивали. Вот подходят к нам. Он ей ногой в бок как дал – она выдержала. На меня наступил и пошел к следующей. Второй девушке стукнул – она вскочила: «Паночек, я вам что-то скажу». Но он выругался матом по-русски и из пистолета ей в лоб. И пошел дальше. Назавтра приехали немцы, собрали тех сельчан, кого отпустили, заставили рыть могилу, а всех убитых приказали свезти в яму и засыпать землей…

88-летняя жительница агрогородка Новодевятковичи Нина Кулина – та девочка, которая выжила в той страшной «мясорубке» и вылезла из-под трупа матери. Она пережила ад девятилетним ребенком, получила семь ранений и вместе с отметками фашистских пуль несет через жизнь правду и боль о фашистском геноциде. В тот день она потеряла обоих родителей, шестерых братьев и сестер. 



Невозможно без содрогания слушать то, что Нина Федоровна рассказывает у мемориального комплекса Окуниново, где на плите высечены имена ее отца, матери, шестерых братьев и сестер. Когда она говорит, люди рыдают…

– Мы жили на хуторе, – вспоминает Нина Федоровна. – У родителей было семеро детей. Близнецам Жене и Володе – всего по три недели. Двоюродный брат отца ушел в партизаны. Вечером на католические Коляды отец повез на телеге в лес какие-то ящики. Мы его долго ждали, а потом оказалось, что полицейские его поймали и отпустили, но проследили, куда он поедет. Только он зашел в хату, подъехала машина с полицаями. Двое зашли в дом, двое остались во дворе. «Бандит, партизан!» – кричали они, заломили отцу руки и выволокли на улицу. Потом сказали всем выходить. Увидев в колыбели малышей, застрелили их.

Пригнали нас в село. Там уже были вооруженные люди и стояли пулеметы. Согнанных распределяли: кого расстреливать – в сторону болота, кого нет – на дорогу. Тут вижу, двое вывели моего отца и начали бить прикладами по голове. Мы бросились к нему, нас отшвырнули в сторону. Потом папу стали душить. Неживого приставили к забору. Смотрите: партизан, бандит! После чего нас направили на дорожку, ведущую в болото, и давай строчить… Куда я бежала, не знаю. Пули прошлись по лицу, плечам, ногам. Дальше ничего не помню…



Наутро девочку обнаружили мужчины, которым приказали выкопать большую яму, собрать и закопать трупы односельчан. Рассказывают, что когда ее собирались бросить в общую могилу, она открыла глаза. Бросить ребенка живым в яму мужчины не могли, спрятать – тоже, это грозило расстрелом. Рискнули отнести в пустой дом, оставили там, а позже дядька Назарко на спине понес израненную девочку в деревню Плешки к родственникам. Увы, там ребенка категорически отказались принять: это был риск для всей семьи. 

Ее принесли к Петру Калейнику, который жил один (его родственники прятались в лесу), и посадили на крыльце. Он пожалел умирающего ребенка, выдав за больную тифом дочь. Когда Нина пришла в себя и встала на ноги, отправили в партизанский лагерь, где ее подлечили и отвезли в деревню Горбачи. Там в специально сооруженной для нее землянке она под присмотром хороших людей прожила до прихода Красной Армии. А после войны слонимский врач извлек из ее тела множество осколков. 

Вспоминая трагедию Окуниново, люди с окрестных мест рассказывали, что в тот день стоял жуткий и бесконечный «крэч» – плач, который было слышно повсюду. Этот крик некоторые помнили до самой смерти. Расправившись с местными жителями, гитлеровцы сожгли их дома – 111 дворов. Оставшиеся в живых долго ютились в землянках. Некоторые ушли в партизаны.



После войны деревня Окуниново восстала из пепла. Первое время выжившие сельчане ютились в землянках, потом сюда приехали их родственники с соседних хуторов и деревень и начали строиться. И деревня ожила. 

В 80-х годах на Слонимщину приезжала группа художников. Один из них – Евгений Носов, побывав в Окуниново и узнав историю деревни, написал картины «Расстрел мирных жителей деревни Окуниново» и «Горит деревня Окуниново. 1942 год». На первом плане изобразил реальных людей, жителей этого многострадального села. Работы подарил местному сельхозпредприятию «Большевик». Нынче картины хранятся в Новодевятковичской средней школе. Все школьники знают этот скорбный эпизод из истории своей малой родины. 

История Окуниново потрясла и гродненскую поэтессу Алёну Руцкую, которая в юности приезжала сюда на митинги. Теперь ее стихотворение «Ля брацкай магілы» звучит на каждом мероприятии в память о сестре Хатыни. 

«Стаялі маці, дзеці і старыя,
Стаялі перад дуламі ў рад,
І смерць глядзела 
ў твары іх нямыя,
Калі руку ўзняў угору кат.
Якія ж вочы ўбачыць давялося
Таму звярузе, што руку ўзняў?
Там сэрца з жалю каменем 
зайшлося б,
А ён усмешку злую не хаваў.
Глядзелі з жахам 
поўным вачаняты
За матак учапіўшыхся дзяцей.
І з лютаю нянавісцю да катаў
Дарослых, паглядала 
шмат дзяцей.
Паветра скалыхнуўшы, 
грымнуў выстрал…
Як толькі апусцілася рука,
І 299 жыццяў
Глыбокая магіла абняла.
І стогн стаяў у ранішнім паветры,
І ручаём барвовым кроў цякла…
А на магіле, дзе жывых пагрэблі,
Жывою варушылася зямля…
(Алёна Руцкая)


Сегодня уютная деревня живет мирной тихой жизнью. Стареет. В ней всего 25 домовладений, в которых зарегистрированы 48 человек. Но дорожка к обелиску расстрелянным жителям деревни и захоронению партизан не зарастает. После освобождения территории от фашистских захватчиков в Окуниново были перезахоронены 41 партизан и 10 военнослужащих, погибших в этих местах в 1942–1944 годах в борьбе против фашистских захватчиков. Уже после войны на кладбище Окуниново перезахоронили останки семи советских танкистов и шести партизан. Здесь же спит вечным сном командир партизанского отряда имени Дзержинского Алексей Серый. 



Боровики. С верой и памятью 

После жестокой расправы над жителями Окуниново в тот же день, на католические Коляды 1942 года, немецкие каратели расстреляли 84 жителя соседней деревней Боровики, сожгли здесь 40 дворов. Могила убитых сельчан теперь находится в центре населенного пункта. Черное дело сделали все те же эсэсовские части. 

Вспоминает Мария Кулак (книга «Память» Слонимского района):

– Проснулись рано. Видим, что нас уже окружили, убегать некуда. Немцы стали ходить по домам, выгонять людей на собрание: «С малютками, все с малютками!». Поставили всех в ряд. Активистов и семьи партизан – в другую шеренгу. Одних начали выводить в одну сторону, других – в другую. У меня на руках четырехмесячный ребенок. Сказали стать против пулеметов. Люди поняли, что будет дальше, заплакали. А они как застрочат. Лежу живая, ребенок также живой, плачет. Немцы начали добивать раненых. Я притворилась мертвой. Фашист выстрелил в ребенка, прострелил мне пальцы… 



Марию Григорьевну спасло то, что она не застонала от боли. Видела, как каратель подошел к сестре ее мужа, которая еще подавала признаки жизни. Приподнял ее, а потом выстрелил. Выжила еще одна женщина из Ярутичей.



В храме святой Параскевы Пятницы деревни Стародевятковичи есть уникальная старинная икона, опаленная пламенем войны. Эта икона «Вознесение Господне» была приобретена жителями деревни Боровики в 1943 году. Представьте себе: деревня расстреляна, все сгорело, а группа сельчан собирает деньги и покупает… икону в ближайший храм деревни Стародевятковичи – в знак памяти об односельчанах, расстрелянных фашистами, веры в победу светлых сил над темными. На обратной стороне иконы надпись: «Сия икона приобретена верующими деревни Боровики следующими лицами: Максим Кулак, Александр Кулак, Трофим Кондратюк, Пантелеймон Кулак, Б. Супрун, Илия Кулак. 3/VII 1943 г.».




О событиях, которые происходили в военные годы в деревнях Окуниново и Боровиках, можно узнать в Партизановской сельской библиотеке, где собран уникальный материал о событиях Великой Отечественной. Есть видеозаписи воспоминаний местной жительницы Софьи Серой и Николая Осипчика из соседней деревни Колосово. Богатейшую информацию содержат брошюры и буклеты, составленные прежним библиотекарем Аллой Кононович: «Гэта памяць не згасне ў народзе», «Памяць, якой не будзе забыцця», «Як сведкі славы стаяць абеліскі», «Хатыні зямлі слонімскай». Неудивительно, что по итогам VI Республиканского конкурса «Библиотека – центр духовного просвещения и воспитания» Партизановская сельская библиотека заняла второе место в номинации «Патриотическое воспитание на православных традициях».

Невозможно без содрогания слушать воспоминания Софьи Серой, которая перенесла войну ребенком:

– В случае опасности люди прятались в специально построенные схроны в лесу – своеобразные землянки. У нас такого не было. Пришла к нам мать соседа Михаила и говорит: «Если хотите, идите к нам прятаться». Мы пошли… Но, когда начала плакать и кричать наша маленькая Маруся, соседка говорит: «Знаешь что, Степанина, если хочешь, вылазь, а нет – на тебе подушку и положи ей на голову, чтобы задохнулась. Иначе мы все погибнем». Мы покинули схрон, прятались в лесу под вековыми елями. Бог нас уберег…

 22 июня 2021 года в Слониме на территории городского парка, где во времена войны проходили границы Слонимского гетто, установили и торжественно открыли памятный знак «Слонимское гетто 1941-1942 год» в память о погибших евреях, сообщает https://grodnonews.by/